Муж есть муж
Шрифт:
Нет. Я уехала за покупками, встретила Данаид, спаслась бегством, сломалась, ангел поменял мне колесо, я сьела буйябес в переполненной гостинице, и она оказалась не так уж переполнена, раз я сейчас сижу на этой кровати, покрытой ярким кретоном.
Какая авантюра!
Я попросила счет, я собиралась встать, я сказала:
– Грустно уезжать…
– Так значит, надо остаться, - ответил гарсон, - девушкам полезен морской воздух!
Я засмеялась, потому что решила, что он шутит. Мне показалось,
– Мадам Пакэн!
– закричал он, подталкивая меня к входу, - мадам Пакэн! Регистрация, пожалуйста!
Из-за занавески вышла изможденная молодая женщина, бледная под своим макияжем. Из тех, что никогда не потеют. Тонкая, безупречная, хорошо причесанная, наманикюренная. Персиковая блузка, абрикосовые брюки.
– Как она вам, в двенадцатый номер?
– спросил ее Люсьен, указывая на меня.
Она просверлила меня глазами, детально рассмотрела меня, скорее беспокойная, чем нескромная.
– Мадам завтракала на террасе, - сказал Люсьен, - скромно держится, прекрасные манеры за столом…
– Люсьен!
Мадам Пакэн сконфужена. Она просит меня извинить Люсьена:
– Не слушайте его, он шутит!
– говорит она.
– Да ничего подобного!
– спорит оскорбленный Люсьен.
– Я умею оценивать посетителей!
– Это именно то, чего вы не должны делать!
– Реакционерка!
Я тихонько кашляю.
Тут же мадам Пакэн снова становится коммерсанткой и спрашивает меня с улыбкой:
– На сколько времени вам понадобится номер?
Да о чем мы говорим?!
– Вы не ищите комнату?
– Но у вас же их нет!
– У нас их не было, - уточняет мадам Пакэн.
– С полудня мы располагаем двенадцатым номером.
– А плакат “Мест нет”?
– Лишняя предосторожность никогда не помешает! Кстати, у вас нет детей?
– Нет, не со мной, - и она вздыхает свободно. Вот почему она пишет “мест нет”. Она хочет иметь возможность выбирать.
– Мы вынуждены быть очень осторожными, - говорит она, понижая голос.
– “Они” вырвали в кабине телефон, “они” покрасили в сиреневый цвет собаку мадам Клержуа, “они” наполнили уксусом все початые бутылки вина! Не говоря о телевизоре, который “они” разбили в самом начале каникул… таким образом, вы понимаете, мы предпочитаем одиноких людей!
Я соглашаюсь, побежденная. Она приветливо продолжает:
– Конечно, я буду вынуждена повысить вам цену пансиона. Это нормально, это наша самая лучшая комната. Первый этаж, терасса смотрит на море, вентилляция, dressing-room , телефон, встроенное радио, большая ванная комната. Это будет… - и она стыдливо протягивает мне визитку гостиницы с цифрой.
Принимая во внимание все достоинства, это недорого. С кровати, покрытой ярким кретоном,
А я в Гро-дю-Руа, недостойная мать, супруга в бегах, дезертировавшая хозяйка дома.
В Гро-дю руа. В Гро-дю-Руа…
Меня разбудил телефонный звонок.
– Телефонная сеть починена, - сказал голос.
– Вы все еще хотите ваш номер?
Я не понимала, где я, кто я. С тяжелой головой я смотрела на комнату, залитую красным вечерним светом, на смятую кровать, на которой я заснула, как сурок… а потом память вернулась ко мне.
Что Жан со мной сделает? Я явно перегнула палку… дезертирство в военное время, вот как называется мой проступок. Хорошо, но у меня есть оправдания. Я больше не могу. Он меня смешит, этот Жан! Он не понимает! Он как все мужчины. Они считают, что мы железные. Хотела бы я посмотреть на них на нашем месте!
Я боюсь. Я боюсь мужчины. Отца. Господина. Мужа. Самца. Хозяина. Мачо. Фюрера.
Жана.
Я боюсь. Я сижу перед телефоном и сильно опасаюсь колотушек.
Как он будет кричать!
Он закричал.
– Любимая!
Ох! Как я люблю мужчин! Всех мужчин, а этого в особенности! Любимая! Вот как он закричал!
Они прекрасны! Ты думаешь, что все о них знаешь, ты говоришь, что они эгоисты, рассеянные, равнодушные, и это правда. Но ты забываешь, что они любят нас и что иногда эта любовь вырывается из них, как струя - обжигающая, ревущая - из локомотива. Ах! вы всегда нас будете удивлять, вы знаете?
Ни слова упрека. Ни допроса. Ни суда. Потому что все хорошо… Потому что у нас все хорошо.
Я больше не боялась. Но я захотела вернуться. Я сказала ему об этом. Он оскорбил меня. Это было чудесно.
– Тогда сам приезжай!
Он рассмеялся:
– Я не могу. У меня молоко на огне.
Я удивилась:
– Но ты же не любишь молоко?
– Зато Вивет любит.
Как, он готовит бутылочку для Вивет? Но где же остальные?
– Они все в бассейне. Они вернутся только вечером. Я сделаю им отличный салат, копченый окорок и макароны.
Я просто онемела.
– Эй! Алло?
– позвал Жан на том конце провода.
– Ты еще здесь?
Я билась в конвульсиях, как змея, вылезающая из кожи, прозрачной и мертвой.
– Клади трубку, - сказал Жан мягко.
– Но я вам нужна!
– Вот именно.
Да, конечно… Он прав. Он принял мое бегство лучше, чем я сама. Он сделал больше: он преподнес мне его своей рукой.
О! Жан, любишь меня, ты возвращаешь мне жизнь, ты знаешь лучше меня.
Как ты понял? Вдруг все так просто.