Музыка и музыканты
Шрифт:
«Драматизм создается диалогом Смерти и девушки, и певец должен воссоздать впечатление именно диалога. Обращаясь к девушке, Смерть не хочет испугать ее своими словами; заключительная фраза... последний призыв, особенно вкрадчивый и потрясающий своим мнимым спокойствием...»
Работа, работа, работа... Над звуком, над выразительностью, над смыслом и содержанием вещи. Но ведь и это еще не все. Ведь Мариан Андерсон поет всегда на том языке, для которого эта вещь написана. Может быть, кому-то из вас покажется, что выучить слова даже незнакомого языка не особенно сложно.
В ее книге есть глава, которая называется «Язык песен». Страницы главы пестрят немецкими, французскими, итальянскими именами — это все учителя Мариан. Где только возможно, она пользовалась случаем проверить свои знания, свое произношение и никогда не выходила на эстраду с произведением, в исполнении которого не была абсолютно уверена.
Требовательность ее к себе просто невероятна. В книге она пишет: «Одним я не овладела — не добилась пианиссимо[41], которое меня удовлетворяло бы. В результате я никогда не пела две пьесы, нежно любимые мной...»
Понимаете? Никогда не пела. Она, которая, как нам кажется, может петь абсолютно все.
В опере Верди «Аида» главную партию — темнокожей дочери эфиопского царя — исполняет высокий женский голос. Но вот однажды Аиду предложили спеть Мариан Андерсон. «Я научу вас петь Аиду за шесть месяцев», — сказала ей тогда одна известная преподавательница пения.
Но Мариан не соблазнилась легким успехом, который был бы основан на том, что настоящая, а не загримированная негритянка появилась на сцене в роли эфиопки Аиды.
«Я прекрасно знаю, что я контральто, а не сопрано, при чем же тут Аида?» — ответила эта удивительная женщина.
Книгу о себе, о своей жизни, о своем творчестве Мариан Андерсон назвала «Господи, какое утро!». Этими словами начинается негритянская народная песня. Любимая песня Мариан.
Когда слушаешь эти песни в исполнении Андерсон, испытываешь и огромное наслаждение, и острую, мучительную боль. Каждый звук глубокого и прекрасного голоса наполняется печалью, кажется, что он вобрал в себя всю скорбь, все слезы американских негров. Но поет Андерсон не совсем так, как поют негры у нее на родине. Она исполняет эти песни с той же высокой профессиональной музыкальностью, с какой поет и романсы Чайковского, и арии Баха, и песни Шуберта.
Великая певица работает над народными песнями так же серьезно, как над любым самым сложным классическим произведением.
Но тут, пожалуй, следует нам с вами поговорить об одной важной особенности в работе каждого исполнителя, артиста. Тем более, что об этом очень интересно рассказывает в книге Мариан Андерсон.
Работая над произведением, говорит она, «надо остерегаться, чтобы размышления и упражнения не лишили исполнение непосредственности. Что-то — каково бы ни было это магическое «что-то» — должно быть оставлено для завершения во время публичного исполнения. Иначе пение не дойдет до слушателя, как должно».
Понять эти слова нетрудно, в них ничего особенно сложного нет, но вот почувствовать, угадать это магическое «что-то»
Каждый по-настоящему творческий, талантливый человек (а им может быть не только художник или артист, но и врач, и каменщик — человек любой профессии) знает это ни с чем не сравнимое ощущение, когда в какой-то момент трудной работы, мучительных поисков вдруг начинает казаться, что все делается само, получается легко, просто, а главное — хорошо. Так, как надо.
Вот это, пожалуй, и есть вдохновение. Правда, приходит оно редко — и только к тому, кто умеет по-настоящему творчески работать.
И еще одно.
«Если тебе выпадет счастье, — говорит Мариан Андерсон, — передать слушателям то, что ты хотела раскрыть перед ними, не злоупотребляй своей удачей».
Наверное, это не совсем понятно. Попробую объяснить.
Однажды известный камерный певец Ефрем Борисович Флакс так спел на концерте романс Глинки «Сомнение», что у всех, кто его слушал, дыхание перехватило от восторга.
Как всегда бывает в таких случаях, после исполнения в зале наступила тишина (такие паузы — самое дорогое в жизни каждого артиста). Только потом, когда прошло это удивительное ощущение необычного, ни на что не похожего, раздались оглушительные аплодисменты. Артиста не отпускали со сцены, требовали повторения...
Аккомпаниатор сыграл вступление, певец спел несколько слов... и остановился. Он почувствовал, что так спеть больше не сможет.
Знаете, что было потом?
Зал аплодировал бесконечно. Но никто уже не кричал «бис». Все поняли: только что им выпало счастье пережить вместе с артистом минуты подлинного вдохновения, и повторить их невозможно.
«Когда в минуту вдохновения, — пишет Андерсон, — на тебя нисходит что-то необычное, жадность становится святотатством».
Интересно, что с самой Мариан произошел подобный случай. Но закончился он иначе.
Уступая настойчивым «бис», певица повторила всю песню целиком — и только потом поняла, что это было большой ошибкой. Повторение не удалось, это заметили и зрители, а на следующий день об этом случае написали в газетах. «Они были правы», — коротко пишет об этом артистка. На всю жизнь запомнила она этот жестокий урок и, не щадя себя, рассказала о нем в своей книге, чтобы предостеречь молодых певцов.
Безграничное уважение вызывает эта женщина, ее большая, сложная жизнь. Жизнь-подвиг, жизнь, отданная искусству, а это значит — людям.
„Что такое хорошо и что такое плохо?“
Далеко не всегда можно ответить на этот вопрос так же точно и определенно, как ответил отец своему маленькому сыну:
«Если ветер
крыши рвет,
если
град загрохал, —