Музыка и музыканты
Шрифт:
«Дорогие девочки, — говорят им, — не огорчайтесь. У вас впереди большая интересная жизнь. Вы можете выбрать любую профессию. Но для профессии певицы у вас слишком мало данных».
Оказывается, далеко не всегда приятный голосок и неплохой слух открывают путь на профессиональную сцену.
Но бывает и иначе.
Приемные испытания прошли благополучно, и «настоящая артистка», теперь уже студентка первого курса вокального отделения музыкального училища, счастливая приходит на свой первый урок по специальности.
Она и не подозревает, какое огорчение принесет ей этот первый
И девочка замолкает. Она учится... нет, еще не петь, еще только дышать (оказывается, она и этого не умеет).
Нелегко приходится будущей певице. Школьные друзья, знакомые, родственники обижаются, говорят: «Зазналась! Сколько ни проси, не поет». Ну как объяснишь, что если бы даже она нарушила запрет и запела, то удовольствия от этого никто бы не получил: по-старому петь она уже разучилась, а по-новому еще не умеет.
Хороший голос — это еще очень мало. Нужно уметь им управлять.
А что значит «управлять голосом»?
Представьте себе, например, что вы поете у себя в комнате. Вы можете петь очень тихо — будет слышно. Но вот вы вышли на сцену Большого театра. Что вы будете делать, чтобы ваше пение услышали в самых последних рядах галерки? Петь громче? Ну, во-первых, если вы будете петь очень громко, у вас получится не пение, а крик. И, во-вторых, как же быть с песнями тихими, лирическими? Нельзя же их кричать во весь голос! А если вы будете петь их так, как поете дома, вас не услышат не только на галерке, но даже в первых рядах партера.
Что же делать? Вы не знаете. А вот Шаляпин знал. Он мог петь почти шепотом, и каждая нота была слышна в любом уголке самого огромного зала. Да и не только Шаляпин. Все профессиональные певцы знают, как это нужно делать. Они этому учились. Говоря словами Шаляпина, учились «техническому господству над голосовым инструментом».
«Звук, — говорил Шаляпин, — должен умело опираться на дыхание, как смычок должен умело прикасаться к струне, скажем, виолончели, и по ней свободно двигаться... Нота, выходящая из-под смычка или из-под пальца музыканта, будет ли она протяжной или подвижной (а также тихой или громкой. — Г. Л.), должна быть слышна в одинаковой степени. И это же непременно обязательно для нот человеческого голоса».
Понятно? Если даже и не очень понятно, то, во всяком случае, ясно главное: профессиональное пение — это большая и сложная наука. У певцов те же гаммы, арпеджии, упражнения, те же этюды. Только они называются «вокализами» (от слова «вокал» — «пение»). Певцы поют вокализы без слов, на каком-то одном звуке.
Кстати, Знаете ли вы, что вокализы, так же как и этюды, могут быть замечательными художественными произведениями?
Когда умер Константин Сергеевич Станиславский, на его гражданской панихиде пела знаменитая русская певица Антонина Васильевна Нежданова. Пела она печальный и прекрасный «Вокализ» Рахманинова.
Итак, для того чтобы
Медленно, с трудом постигается эта наука. Огорчений и неприятностей куда больше, чем радостей. Каждый правильно спетый звук — свободный, летящий, чистый — это праздник. Но праздники редки у начинающих певцов.
Идут дни, месяцы, годы, и наконец наступает долгожданное время, когда такие праздники превращаются в самые обычные будни — голос звучит сильно, красиво. И уже не пугают слишком высокие или слишком низкие ноты в ариях и романсах, виртуозные скороговорки, сложные мелодические обороты. Но...
«Техника, школа пения, — говорит Шаляпин, — еще не все, что настоящему певцу-артисту нужно».
«Когда глубоко переживаешь музыку, тогда и исполнить ее можно убедительно», — говорит замечательная певица Мариан Андерсон.
„Радость безмерная!“
Как Сабинин в опере Глинки, я восклицаю: «Радость безмерная!» Великое счастье на нас с неба упало! Новый, великий талант народился.
В. Стасов
Мы живем в то удивительное время, когда чудеса стали обычным, повседневным явлением. Благодаря одному из таких чудес и мы сейчас, так же как когда-то Владимир Васильевич Стасов, можем воскликнуть: «Радость безмерная!» — слышим голос Шаляпина.
Больше всех композиторов он любил Мусоргского. И пел его так, что кажется, будто все, созданное Мусоргским, создано именно для Шаляпина. А между тем...
«Большое мое огорчение в жизни, что не встретил Мусоргского, Он умер до моего появления в Петербурге. Мое горе».
Да, они никогда не знали друг друга. Впрочем, нет, это не так, Мусоргский Шаляпина действительно не знал. И об этом очень грустно думать. Как был бы счастлив Модест Петрович Мусоргский, если бы услышал, увидел в исполнении Шаляпина своего царя Бориса, своего Варлаама, Пимена, Досифея, всех своих мужиков, которых с такой любовью, с такой огромной болью и состраданием воспел в музыке.
А Шаляпин знал Мусоргского. Он понимал и любил его, как самый близкий друг. Сердцем большого художника он чувствовал каждую мысль его музыки, знал в ней каждую ноту. Все сочинения Мусоргского, которые мог спеть бас, были в его репертуаре. В опере «Борис Годунов» — три басовых партии. И все три исполнял Шаляпин.
Думаю, что трагедию Пушкина вы все знаете. Если же кто-то еще не читал, советую отложить эту книжку и вернуться к ней только тогда, когда прочитаете «Бориса Годунова». Иначе то, о чем я собираюсь сейчас рассказать, будет вам непонятно.