На изнанке чудес
Шрифт:
Подперев подбородок пальцем, согнутым в вопросительный знак, Пелагея принялась расхаживать по комнате. Удлиненный подол, шурша, волоком потянулся за ней.
— А что за баня такая? — спросила Теора.
— Она возникает среди леса лишь ночью в день зимнего солнцестояния. Причем в строго определенное время. В два тридцать четыре, если не ошибаюсь. А через пару часов снова пропадает. Лесничие говорят: отыщешь к бане дорогу — болезнь неизлечимую как рукой снимет.
Шкаф по-прежнему зиял непроглядной теменью, когда из-под приоткрытой дверцы высунулись щупальца с фиолетовыми присосками и начали
А блуждающая в размышлениях Пелагея, ничего не подозревая, просто привалилась к дверце спиной. Прищемленные щупальца конвульсивно задёргались и с большим трудом втянулись назад, в тесноту пограничья.
— Вас что-то смутило? — взглянув на Теору с Пирогом, спросила она. — Платье плохо сидит, да? Так и знала. Вещи из чужого гардероба идут мне, как корове седло.
Надоедливо моргающую лампу пытались задуть, уговаривали, предлагали взятку. Но в итоге выяснилось, что выключается она хлопком в ладоши.
Теора с Пелагеей улеглись на кровати. Пирог растянулся на полу коварным ворсистым ковриком — завтра утром кто-нибудь обязательно встанет не с той ноги. А мрак у балдахина поклубился, поупражнялся в изобретении геометрических фигур и обрёл трёхмерные очертания Эремиора.
— Эй! Псст! Подпитка не нужна? — шепнула ему Пелагея, когда Теора засопела во сне.
— Смотрю, совсем меня не боишься. Вот так запросто предложить! — ответил Незримый. Его голос пересыпался, как пустынные пески.
— Не то, чтобы не боюсь. Неприятные мгновения быстро выветриваются у меня из памяти. Только и всего.
— Пойми, на сей раз я могу не сдержаться и выпить тебя досуха. Неоправданный риск.
— Значит, так и будешь обычной, бессильной тенью?
— Можно напитаться энергией вверенной мне души, если она согласится по доброй воле. Но в Энеммане этот способ под запретом. И хотя моя подопечная уже знает о нём, она никогда не осмелится…
Пелагея заложила руки за голову и неопределенно хмыкнула. Судя по тому, на что осмелилась Теора за прошедшие сутки, Незримый явно ее недооценивал.
Тем временем градус хитрости в крови у Теоры повысился до опасной отметки и достиг того уровня, когда совесть спит крепче своего хозяина. Не прекращая сопеть, девушка осторожно приоткрыла правый глаз.
"Притворщица!" — вяло вздохнула совесть.
"Не лезь", — дружелюбно посоветовала та. И тут же была втянута в гущу мелькающих видений. Они как рой назойливой живучей мошкары — не отбиться, не вытравить дымом. Вьются и вьются, жужжат над ухом, увлекая всё глубже в неосознанность.
А затем — внезапная остановка, тишина и прикосновения, подобные тому, как скользит по коже холодный шёлк. В глазах Эремиора, глубоких и чистых, точно горное озеро, потаённо горит пламя. Не ровен час, утонешь. Или сгоришь. Светлые пряди, свисая, щекочут шею. А вокруг, точно жестяные, сухо шепчутся травы. Свинцовое небо нависает с равнодушием молота, который вот-вот ударит по наковальне и разразится страшной грозой.
— Пусти! Что ты делаешь?! — вскрикнула Теора, упершись руками ему в грудь.
— Переправа в сон не всегда проходит гладко, —
— Ты тоже, — ответила она упрёком на упрёк, пока еще держа чувства в узде. Подтянула колени к подбородку, сцепила руки в замок.
— Клуб, непристойные наряды, вечеринка. И… Ты даже пила здешние напитки. А ведь они отнюдь не безобидны.
Теора резко встала, поражаясь себе самой и неукротимой стихии, разгулявшейся внутри. Незримый последовал ее примеру.
— Если ты притащил меня сюда, чтобы сделать выговор, напрасно стараешься. Я изменилась по твоей вине. Почему ты не заставил меня повернуть назад? Почему не запретил, не прогнал негодные мысли, в конце концов?! Но нет. Ты отступился. Я больше не ощущаю опоры и не могу рассчитывать на тебя в трудную минуту. Ты бесполезен, слаб. От тебя никакого проку!
Противоречия разрывали ее на части. Неведомая сила понуждала говорить без передышки, захлёбываясь горечью и обидой. Теора прекрасно понимала, чем чревата ее обвинительная речь, но фонтан эмоций было не перекрыть.
Глаза Эремиора опасно сузились. Лоб прорезала жёсткая вертикальная складка. В отличие от мира реального, во снах Теоры его возможности были безграничны. При желании он мог пригвоздить взглядом, лишить дара речи, ввергнуть в забытье, однако предпочел действовать в рамках физических законов.
Схватив подопечную за руку выше локтя, он буквально впечатал ее спиной в рельефную металлическую сетку. Ветер треплет подол. Лёгкие опустошены, перед глазами пятнистая пелена. Задрав голову, Теора больно ударилась макушкой и не на шутку перепугалась: над нею, утопая вершиной в тучах и уходя основанием под землю, угрожающе возвышалась башня Карема.
— Хочешь, как она? Как Антея? — спросил Эремиор с едва сдерживаемым гневом. — Еще не поздно. Давай, полезай наверх! Только тогда уж точно всё будет кончено.
Такого поворота Теора не ожидала. Лицо ее помертвело. Против воли по щекам потекли слёзы.
— Я запуталась, — сбивчиво пробормотала она под пристальным, обжигающим взглядом Эремиора. Тело сотрясала крупная дрожь. Высоко вздымалась и опадала грудь. — Мне вовсе не это нужно! Я хочу научиться любви, о которой ты говорил. Хочу преодолевать трудности самостоятельно. Потому что, сколь бы силён ты ни был, в урочный час ты не сумеешь мне помочь.
Теора знала: предсказание, настигшее ее в доме у Дорофеи, неминуемо сбудется. Она твердила себе, что барьер переступать нельзя, нельзя давать волю исступленным чувствам. Наивно полагала, что нападение — лучшая защита. Но так некстати оказалась на лопатках.
Разговор между Пелагеей и Незримым был подслушан до единого слова. Теора сразу догадалась, о каком запретном способе речь. Желание поделиться силами с Эремиором слилось с горечью и негодованием, образовав взрывоопасную смесь.
— Я люблю тебя, а ты обрекаешь меня на верную смерть. Но я уже смирилась. Защищать меня необязательно. Сделай так, чтобы я могла чувстовать тебя рядом, когда светит солнце, — жарко прошептала она. Пренебречь опасностью и поддаться мятежному порыву порой просто необходимо. Хотя бы для того, чтобы потом не сожалеть.