На развалинах Мира
Шрифт:
Здесь обрыв был не такой вертикальный, как там, и мне удалось потихоньку спуститься вниз, придерживаясь за торчавшие в земле куски железа и деревьев. Более всего это походило на завод — и я скоро убедился по нескольким надписям на стенах, что не ошибся. Благодаря тому, что вся цепь строений оказалась во впадине, воздушная волна не столь сильно ударила по зданиям, и все разрушения были последствиями той подземной волны, которая прошлась своей гигантской рябью по всему живому. Что-то сохранилось лучше, что-то — хуже. Я рассчитывал найти там, что ни будь — склад готовой одежды, огнестрельное оружие. Я и сам не знал, что меня больше привлекало.
Внизу,
Пришлось преодолеть несколько десятков метров, прежде чем мне удалось приблизиться к этому месту.
Сверкали тысячи бутылок, вывалившиеся из грузового вагона. Почти все они разбились при падении, но были и такие, которые остались целыми. Их не смог засыпать ни пепел, ни переносимы ветром, песок. Я не мог сдержать улыбки — как раз этот предмет меня интересовал меньше всего! Это были большие, двухлитровые бутылки со спиртом, сделанные в виде объемного бочонка, с высоким узким горлом и ручкой, за которую было удобно держаться. Я вздохнул — в другой ситуации, от этого добра, может, и была бы польза, но сейчас? Я никогда не злоупотреблял спиртным, и менее всего мне хотелось увлекаться им сейчас. Впрочем, спирт мог пригодиться — хотя бы как топливо, или в медицинских целях. Но нести его с собой — а вес даже одной бутылки был приличным — я не собирался. Посчитав, сколько примерно осталось неразбитых, я решил убрать несколько бутылок в сторону. Это на случай, если придется возвращаться тем же путем.
Сложив в яме, которая нашлась неподалеку, двадцать штук, я решил, что этого вполне достаточно, если остальные пропадут. Оставалось еще около сотни целых, но доступ к ним был более ограничен — приходилось шагать по битому стеклу и рисковать обрезаться, вытаскивая их из-под осколков. Пусть лежат… Возможно — я так подумал — что это был завод по переработке и изготовлению виноводочных изделий. Это объясняло такое количество спирта, уже разлитого в бутыли, а не перевозимого в цистерне. Или это был технический спирт, применяемый в промышленности — но тогда он становился для меня еще более бесполезным. Пробовать даже не хотелось…
Случайностей, даже счастливых, в природе не бывает — все содержимое этого вагона было уничтожено не только в результате крушения поезда, но и последующего пожара. Огонь, бушевавший всюду, не мог пройти мимо столь лакомой добычи. И как при этих условиях уцелели эти бутылки — было удивительно. Но, раз уж уцелели, более того, попались мне на пути — грех был бы не воспользоваться…
После завода, препятствий, особо затрудняющих мне дорогу, больше не попадалось — я быстро вышел к берегу реки и уже вдоль него направился на юг. Хотя, если судить по изгибу высохшего русла, путь мой пролегал скорее на юго-запад с поворотом более в сторону последнего. Но я хорошо помнил, что, в конце концов, река все равно должна будет сделать поворот в ту сторону, куда я стремился.
Впервые я так далеко отошел от города. За спиной остались темнеющие руины
— они стали сливаться в
В одной трещине, в земле, я увидел, какой может быть сила стихии — на примере трактора, чьи остатки в нем находились. Он не просто был разбит — весь массивный скелет мощной машины, был буквально перекручен, и свернут в штопор. Ничто не могло сопротивляться жутким объятиям внезапно взбесившейся земли…
Расстояние, пройденное мною от города, стало довольно большим — и с каждым шагом скорость стала замедляться, а потом и вовсе упала — я остановился.
Если до выхода сюда я и надеялся увидеть что-либо, то мои надежды оказались напрасны. Более того — по сравнению с мертвыми холмами, откуда я пришел, эта, пологая и не столь изрезанная прибрежная полоса оказалась еще мрачнее. Я горько улыбнулся — наивный… Если уж катастрофа уничтожила целый город со всеми его обитателями, если неимоверная сила разломала и сбросила в бездну громадный пласт, вместе со второй его половиной — то разве сила, пронесшаяся тут, могла пощадить эти края? Не было, и не могло быть, ни одного, отдельного загородного дома, или поселка, который бы не постигла общая участь.
Но, один такой поселок мне попался. Он находился на той стороне, и я сумрачно смотрел в его сторону, собираясь поворачивать назад. Мне вдруг расхотелось идти дальше — зачем? Все уже и так ясно. Я остался один — нравится мне это, или нет. Это факт, непреложный и неоспоримый. Я мог рассчитывать только на себя. На подвал, с его содержимым, на свою ловкость и силу. Этого могло хватить еще надолго — но, когда какая ни будь случайность, доведет меня до конца — не пожалею ли я о том, что сопротивлялся столько времени? Тоска заполонила меня без остатка — я сел на землю и угрюмо уставился на дно реки. Можно было попытаться перейти на ту сторону — но был ли в том смысл? Никакого шевеления я не замечал — поселок был мертв, как и город.
Не помню, сколько я так просидел — может, час, может — больше. Холод, до того не чувствовавшийся из-за постоянной ходьбы, стал забираться внутрь, проникая сквозь мех и ткань курток. Я поежился, распрямил спину и встал.
Делать нечего — нужно идти обратно. Путь вдоль русла не привел никуда. Он и не мог окончиться ни чем иным. Горы, к которым я стремился, оставались далеко впереди, и мне стало казаться, что они вроде и не горы вовсе — на них не было снега. А ведь я помнил, что вершины хребта всегда были покрыты серебряным ковром — даже в самое жаркое время года. Наверное, их, как и все остальное, занесло пеплом. Впрочем, я не видел и их…
Когда я уже сделал первый шаг, поворачиваясь, чтобы идти назад, мой слух, обострившийся до предела, уловил что-то, чему не было объяснения… Я замер, боясь ошибиться — мне показалось, что я услышал вой! Повернувшись в сторону реки, я стал смотреть на поселок, не веря своим ушам — что это было? Кроме шума, производимого ветром, больше ничего не доносилось. Это могло быть бредом уставшего человека, жаждущего, хоть что-либо услышать… и все же я чувствовал, что это не так. С ветром принесло и пыль — она хрустела на зубах, забивала носоглотку и всячески засоряла глаза. Внезапно мною обуяла ярость — на погоду, на землю, на себя самого — сколько можно?