На развалинах Мира
Шрифт:
Я ненавидел деньги. Их не хватало практически всегда. Из-за них я был вынужден подолгу уезжать из дома, чтобы обеспечить, хоть в какой-то мере, свою семью. И из-за них я оказался в самый ответственный момент так далеко от нее, и теперь не имел ни малейшего понятия о том, что с ними произошло!
А они лежали, покрывая поверхность пыльного пола, хрустящие и мягкие, старые и новенькие, только что отпечатанные — и мятые, перешедшие из рук в руки сотни раз… А еще — мешки с мелочью, тяжелым и грузным ковром рассыпавшиеся на том же месте. Я не колебался — спичка, вспыхнувшая в руках, полетела в сложенную кучу — и через минуту веселый костер покарал это мерило человеческого труда и оценки его достоинств. Я не жалел — пачки летели одна за другой, вмиг покрываясь огненными язычками. В топливо
Они не значили ничего — и это принижало всю значимость происходящего. Они были в моей власти. Впервые, за столько лет унижений и испытаний. Они, в моей — а не наоборот. Можно сколько угодно рассуждать о том, что человек независим — но всего каких-то несколько недель назад я был полностью прикован к тому, чтобы добывать их тяжелым и неблагодарным трудом. Нет, не эти бумажки были виновны — сама система, сделавшая так, что прожить, не имея их, было просто нельзя. Здесь должен был бы гореть тот, кто их придумал. Хотя, если задуматься, это было одно из величайших изобретений человечества… и самых подлых. Ценности, хранившиеся здесь, уже не имели ничего общего с теми, которые на самом деле стали нужны. И, соответственно, толку от них не было никакого. Я поужинал содержимым из банки, подогретой на костре, запил все водой…
— Что, Дар? Сбылась твоя мечта?
Я усмехнулся — вряд ли, во всем мире, еще кто ни будь, имел возможность так погреться…
Вскоре бессмысленные хождения по городу мне надоели — я хотел большего, понимая, что ничего нового среди руин не обнаружу — даже если обойду их по сто раз из конца в конец. Ничего живого в пределах досягаемости моих ног здесь не было. Люди — единственное, что я хотел найти и к чему стремился.
Не столько от чувства полнейшего одиночества, сколько от незнания того, что все-таки случилось, и что мне ждать от судьбы в будущем? Но я обманывал сам себя, считая, что смогу жить один… Нет, тоска змеей вползала в мою грудь, не давала свободно дышать, и гнала прочь — куда угодно, только чтобы не видеть этих опостылевших, белых стен.
Город был практически изучен — может быть, за малой частью, куда я не стремился особо попасть. С момента моего падения в пропасть, завершившуюся скитаниями в темноте метрополитена и последующим выходом наружу, прошло уже много времени — если мой календарь был верен, и я не сбился со счета.
Ни на востоке — где было огромное болото, ни на западе, вплоть до русла пропавшей реки, я не встретил никого. Север не пропускал — там был провал и от одной только мысли, что туда, не мешало бы, спустится, у меня, всю жизнь панически боявшегося высоты, сжималось сердце от ужаса… Оставался юг — там высились горы, там я рассчитывал на то, мои поиски окажутся более удачными, чем до этого. Там могли быть люди…
А могли и не быть — все зависело от того, удастся ли мне их встретить. И, на сколько дней дороги я смогу унести с собой продуктов, чтобы успеть вернуться назад, к моему подвалу, который так вовремя был найден мною в самые отчаянные дни! Ведь если кому-то повезло, и он уцелел при землетрясениях, пожарах и наводнении — а потом еще и испытал мощь ядерного взрыва — то последующим, не менее тяжким испытанием могло стать испытание голодом… И от этого врага было еще тяжелее спастись…
Я решил пройти по берегу исчезнувшей реки — это была хоть и извилистая, но точная дорога, где не было риска заблудится и не найти обратный путь. От подвала до берегов было три-четыре дня — в зависимости от погоды. Налегке и без груза — это одно, а с мешком и оружием — совершенно другое. Я набил свой походный мешок банками — предпочтительно
Посаженный на прочную рукоять, он являл собой внушительное оружие, хотя я вовсе не представлял себе, против кого собираюсь его применять.
Вторая ночевка пришлась примерно на середине дороги от подвала. Дойти до русла быстрее не получалось из-за препятствий в виде ям, трещин, и всех опасных участков, которые не давали передвигаться так споро, как хотелось.
Решив сократить путь — примерно представляя себе, где нахожусь — я повернул круче на юг. Мне казалось, что если пройти оставшуюся часть пути под углом, я значительно выиграю во времени и уменьшу расстояние, отдалявшее меня от реки. Но, увы, верно говорят, что самые прямые дороги — не самые верные. Проплутав, по незнакомым местам, я уперся в преграду — овраг, образовавшийся не столько от последствия землетрясения, сколько за многие тысячелетия до него. Я находился на вершине — если соотнести ее с той стороной оврага, где я в него уперся. Я зло рассматривал эту преграду — на дне во множестве тлели огни, газы вырывались из-под земли, не давая возможности того, чтобы пересечь овраг по прямой. 0бходить его с юга — бесполезно — он тянулся далеко, и заметно сворачивал к востоку. Ближе к реке меня бы это не сделало. Интереса ради я спустился немного ниже — и сразу почувствовал характерный запах серы, а потом, легкий дурман в голове. Через минуту он превратился в круги перед глазами и сильную боль.
Меня затошнило. Я решительно поднялся обратно, и пару часов просто отдыхал, приходя в себя, после ядовитого испарения оврага. Место было гиблое — мне следовало отметить его на карте, когда вернусь…
Я обходил его почти весь день, кляня себя за то, что поддался собственной неосторожности. Ведь я только сейчас вспомнил о том, что уже видел его, когда, в полусумасшедшем состоянии, метался по руинам, в поисках пищи.
Вместо того чтобы сократить расстояние, я его увеличил… Спешка всегда могла плохо кончиться, а сломанная нога или вывихнутый палец значили для меня куда больше, чем пара часов, выигранных во времени. Случись что — кто бы мог мне помочь?
В одном месте я наткнулся на танки — было неприятно видеть их здесь, среди развалин, пусть и самих по себе жутковатых, но все же произошедших не в результате военных действий. Они стояли, засыпанные по самые башни. Стволы танков были направлены вниз — что-то очень увесистое упало на них сверху и согнуло сталь орудий. Остался ли экипаж внутри, или успел вылезти наружу — я не стал выяснять. Люки танков были тоже придавлены намертво грудами бетона. Может быть, это произошло после того, как люди успели выйти, а может…
Откуда здесь могли появиться танки? Несколько минут я стоял в растерянности — не связано ли это с тем, что уничтожило и город, и все вокруг? Может быть, военные действия, о которых уже никто не узнает, стремительные и сокрушительные… Но, подумав, отбросил эту мысль, как нелепую — нам никто не угрожал, по крайней мере, столь явно. Да и не вязалось как-то, все происходящее, с ядерной войной — в этом случае было непонятно многое из того, что я видел раньше. Танки могли оказаться здесь случайно — если рядом была воинская часть. Среди руин трудно было понять что-то, что не оставляло бы вопросов, и я, оставив свои раздумья, продолжил путь к реке — благо, до нее уже оставалось совсем немного.
Как назло, опять зачастил дождь. Бесконечная жижа черного и бурого оттенка, оставляющая грязные разводы на моей куртке и мокасинах — я переделал свои меховые сапоги по подобию индейских. Укрывшись под навесом из плит, я стал ждать, пока он утихнет. Дождь временами становился то сильнее, то реже — но не настолько, чтобы продолжать дорогу. Мой взгляд рассеянно блуждал по окрестностям — и упал на ложбину, располагавшуюся прямо передо мной. Там что-то виднелось, похожее на башни, и я заинтересованно поднялся с камня, на котором сидел. Похоже, что здесь тоже произошел провал — типа того, который был на севере. Рухнувшие здания словно находились в чаше, и мне стало интересно узнать, что там такое.