На развалинах Мира
Шрифт:
— Ну, знаешь… — я, раздосадованный, развел руками. — Мог бы и настойчивее, предупреждать. А если бы тут лететь метров сто?
Тот замахал хвостом и обиженно тявкнул. Я даже не нашелся, что ответить — настолько естественно это получилось — Сам, мол, виноват! Пыль улеглась, колено слегка ныло, но стоять я уже мог. Ничего не оставалось, как попытаться найти способ покинуть эту ловушку. К сожалению, ничего подходящего под руками не было. Конечно, можно было забросить наверх веревку — но, даже если бы щенок и догадался, что ее надо тянуть — его сил на мой вес было явно недостаточно. Доски, как назло, отлетели в сторону — на дне не было ничего, кроме обрывков линолеума и нескольких кирпичей. Еще хорошо, что при падении, я не упал на них…
Я осмотрелся: — Везде земляные стены, которые могли поддаться под руками.
Это был единственный способ вылезти отсюда —
Вдруг, с очередным ударом, я, не удержавшись, крепко врезался стену плечом
— топор, пробив кажущуюся монолитной, стенку, чуть не вырвался из рук, уйдя в пустоту. Расширить отверстие было делом нескольких секунд.
Это была небольшая ниша, в которую очень плохо попадал свет. В яме и так его не хватало, и я решил, на будущее, таскать с собой пару факелов — на вот такие случаи. Расширив пролом, я принюхался, не решаясь влезть внутрь.
Пахло сыростью и еще чем-то, неуловимым, напоминающим газ. Если так — мне следовало бы как можно скорее покинуть это место. Но любопытство пересиливало… Я протиснулся в отверстие, и попытался посмотреть, что же это мне удалось найти? Почти ничего не было видно, и я, лишь по некоторым предметам, догадался, что нахожусь возле раздавленного прилавка какого-то торгового центра. Плита, придавившая его сверху, стояла сильно накренясь, ее верх упирался в землю — она могла соскользнуть в любой момент. Когда я это понял, мною сразу овладел охотничий азарт — в недрах прилавка, могли оказаться, какие ни будь интересные вещи! Я вылез назад, обмотал лицо тряпками и, стараясь, как можно меньше производить лишних движений, полез обратно. До прилавка оставалось около четырех метров. Передвигаться пришлось где ползком, а где на четвереньках. Почти в полной темноте я шарил руками, убирая в сторону стекло, куски какой-то рамки и кафельной плитки. Что-то хрустнуло вверху. Я похолодел: Плита могла осесть, и я оказался бы завален, без всякой надежды выбраться обратно. В который раз, кляня себя за безрассудство, я остановился, подумывая о том, что не стоит так рисковать. Весь мой интерес сразу улетучился, и я пополз к выходу.
Что-то зацепилось за ногу — от испуга я дернулся, рванулся вперед — и, когда я перемахнул за проем, позади сильно ухнуло, и из отверстия шибануло осколками и пылью. Я оттер капли пота на лице, чувствуя, как внезапно похолодела спина…
Щенок встревожено гавкнул сверху. Нужно было выбираться отсюда. Я попытался встать — и сразу обнаружил, как моя нога все время за что-то цепляется. Я опустил глаза вниз — на ступне, каким-то образом обвившись вокруг, повисла ременная петля. Второй ее конец терялся в только что произошедшем завале. Я потянул его на себя — ремень не подавался. Пришлось откапывать его, отбрасывая в сторону камни и кирпич. Резать ремень я не хотел, посчитав, что он может мне еще пригодиться. Пальцы ухватились за что-то жесткое. Через некоторое время я освободил длинный предмет, очень похожий на своеобразный саквояж причудливой формы. От его ручки и тянулся этот ремень. Вскрыть саквояж было просто — ударом обуха по замкам. Я потряс его, и к моим ногам выпало что-то, завернутое в узорчатую ткань.
При этом послышался чистый звон металла. Я развернул сверток и широко раскрыл глаза от восторга — на ткани лежал прекрасно изготовленный, настоящий меч! Великолепная, костяная рукоять, украшенная вырезанным на ней лежащим, по всей длине, львом. Узкая чашечка гарды, защищающая руку от ударов, длинный, суживающийся к концу клинок, острый с обеих сторон. По лезвию шли непонятные надписи, начинаясь у кровотока, и заканчиваясь у самого кончика лезвия. Сам клинок был абсолютно прямой, наподобие скифского акинака. Мне, как человеку, много и жадно прочитавшему книг по истории войн, было знакомо описание и внешний вид различных типов вооружения. Но это был совсем не музейный экспонат! Напротив — весь вид меча говорил о том, что он был изготовлен совсем недавно. Он очень подошел бы, для какого ни будь фильма, в стиле фэнтези — его вид сразу навевал на мысли о совсем иных временах
Это было настоящее, грозное оружие, и мне еще предстояло в будущем научиться владеть им.
В ткани оказались и ножны — не менее изукрашенные, чем сам клинок. При нужде они и сами становились оружием — были сделаны так, что их можно было использовать как дубинку. Слегка утолщенный кончик внизу, превращал ее в подобие палицы, с острым и увесистым шипом. Кроме того, в ножнах оказались два узких стилета — они хитро вынимались из него, и их можно было использовать для метания.
В футляре еще что-то гремело, и я, оставив меч, заглянул внутрь. Там находилась еще одна ткань, сквозь которую проступали очертания какого-то сложного устройства. Я вытащил и ее. После того, как была развернута и эта ткань, у меня закружилась голова…
На этот раз это был лук. И какой лук! Если меч, поразил меня, своей необычностью и качеством стали, то лук — совершенностью своих форм. Это было настоящее, не бутафорское оружие, и из него можно было застрелить очень крупного зверя. У лука имелись сложно изогнутые рога, очень крепкие и отлитые, как мне показалось, из пластика. Там же лежала, в отдельном мешочке, тугая тетива — я оказался обеспечен необходимым на много времени вперед. В футляре не было только стрел — мне предстояло изготовить их самому. Но, после того как я нашел такую находку, вопрос стрел стал казаться мне далеко не сложным — я надеялся, что справлюсь с этим достаточно быстро. О луке я уже думал — мешало только отсутствие подходящего материала и то, что его не для чего было применять.
Выбравшись наверх, я еще раз рассмотрел свои находки — и отдал им должное неуемной радостью в виде громких восклицаний. Щенок, ткнувшийся своим любопытным носом, был немедленно отогнан прочь — я опасался, что он порежется об очень острое лезвие меча. Но тот вел себя осторожно, словно знал, что дотрагиваться до него не стоит… После моего падения и нахождения футляра — всякое желание бродить по неизвестным развалинам пропало немедленно. Хотелось вернуться домой и испробовать свои приобретения в деле. Я повернул назад. Щенок, которому было все равно, куда идти, послушно развернулся и забежал вперед. Пес всегда стремился первым разведать тропинку, по которой приходилось идти. Мы никуда не сворачивали. Дорога запомнилась хорошо, и я не терялся в выборе пути к переправе.
Через пару часов должен был показаться берег. Не успели мы преодолеть эти километры, как щенок, опять убежавший вперед, остановился как вкопанный, и, поджав хвост, бегом направился в мою сторону. Очень нехорошее предчувствие стало заполнять все мое сознание…
— И что на этот раз?
Я и сам не заметил, как перешел на шепот… Щенок прижался к моим ногам и лишь сверкал своими встревоженными глазенками. Он явно что-то увидел впереди — или унюхал — что не могло ему понравиться, но вот, что? У меня от волнения взмокли ладони — А если, это люди? Но почему тогда я не чувствую радости, а, напротив, встревожен не меньше моей собаки? Эта тяжесть в груди появляется всякий раз, когда следует ожидать очередной неприятности. Я не знал, не мог объяснить, что со мной — но чувствовал, что там, куда мы направляемся, нас ждет что-то такое, встречи с чем… или
— кем — мне вовсе не хочется.
Рука сама собой легла на рукоять топора. А потом, опомнившись, я потянул к себе футляр, в котором находились лук и меч. Оказалось, у ножен было еще отличное приспособление, позволяющее носить их на спине. Я торопливо нацепил их на себя, и сразу почувствовал уверенность в собственных силах.
Проверив, как вытаскивается меч, я, стараясь говорить спокойнее, обратился к щенку:
— Ну? Пойдем, посмотрим, что там?
При первом же моем шаге он заскулил и стал упираться — идти туда он не хотел. Мне это очень не понравилось — я полагал, что щенок не станет капризничать по пустякам. Но выяснить, что же его так могло испугать, было все же необходимо — чтобы не бояться самому!