На развалинах Мира
Шрифт:
Ответом было приглушенное сопение — он меня не слышал. Вдалеке, на небосводе, заметно потемнело. Первый признак того, что через несколько минут, нас опять начнет поливать, какой ни будь дрянью. Я уже научился определять, когда пора сматываться в укрытие, и решил поторопить пса.
— Закругляйся! Нам пора!
Хвост вертанулся еще разок, и замер. Из глубины донеслось приглушенное и злое рычание.
— Что, крыша поехала? Вылазь, тебе говорят!
Рычание стало еще более грозным.
— Что такое?
Какое-то нехорошее предчувствие заполонило мне грудь — я словно знал, что щенок докопался до
— Ну, что там? — Почему-то шепотом спросил я.
Мой пес, понемногу — то ли боком, то ли пятясь, как рак, выползал из отверстия. Он высвободил голову и грозно рыкнул — в голосе щенка уже слышалась будущая мощь! Он повернулся к яме задними ногами… и полил, как метят все собаки встречные столбы во дворах.
— Ого? Помечаешь? Или, презрение выказываешь… Если последнее, то поясни, пожалуйста — на чей счет?
Он неторопливо приблизился ко мне и ткнулся мордой в ладони. Я погладил его по голове. Щенок взвизгнул — отпрянул в сторону.
— Что такое? Ты ранен?
На ладони красными пятнышками отпечаталась кровь. Я притянул его к себе и раздвинул шерсть — на голове пса был длинный, свежий рубец!
— Порезался?
Щенок снова взвизгнул — я задел края ранки пальцами.
— Нет… Не похоже. Словно, об крючок зацепился. И что там тебе было надо?
Пес повернулся к яме и зло гавкнул.
— Ага, яма виновата. Не лезь, куда не надо!
По выражению морды собаки я понял, что все не так просто, как хотелось бы… Хотелось? Я поймал себя на мысли, что уже, кажется, понимаю, откуда эта царапина…
— Ну-ка, отойди, щеня…
Я подобрался, и, выставив копье вперед, наклонился к яме. Пес прокопал около метра, а далее виднелся темный провал…
— Вот как? Дыра… а в дыре кто? Что-то, железок я не наблюдаю, о которые можно так порезаться. — Я вздохнул, вглядываясь в темноту. — А значит… В этой дырке, кажется, что-то есть. Так?
Щенок склонил голову набок, прислушиваясь к моим словам.
— Так. А вот, что ты там нашел, мы выяснять, знаешь ли, не станем. Если оно смогло тебя так уделать — извини, но и мне туда не след соваться. А яму мы прикроем, на всякий случай.
Высмотрев поблизости один из крупных валунов, я с трудом подкатил его к отверстию. Щенок спокойно сидел и наблюдал за мной, ни во что не вмешиваясь.
— Вижу, ты не против… Тогда — так тому и быть!
Я навалил валун на яму и, убедившись в том, что он плотно лег на отверстие, положил сверху еще несколько камней поменьше. Сдвинуть их с места теперь не смог бы даже очень крупный зверь, если стал бы выбираться изнутри. Сверху уже стал накрапывать, вначале легкий, а потом усиливающийся дождик.
— Пошли! А то через минуту нас выжимать можно будет!
Мы дружно побежали под ближайшее укрытие — я высмотрел его заранее, когда еще сидел на камне. Едва мы втиснулись в узкую щель, как крупные и тяжелые капли, с силой, стали барабанить по земле, и все вмиг покрылось сплошными потоками грязи. Но я знал по опыту, что стоит ему закончиться, как вся эта вода и грязь исчезнет через полчаса, полностью впитаясь, во все всасывающий, пепел.
— Что же это было, щеня?
Я смочил тряпку в воде, и осторожно промыл ранку. В ремне у меня всегда находились иголка и нитка, и я,
— Терпи, родной… Не маленький уже. Или — маленький? По тебе сразу и не поймешь. Вроде, вырос малость… Но, если ты в маму — то тебе еще расти и расти.
Промокнув тряпку в йоде — имелся и он — я очень аккуратно прикоснулся к кровоточащим краям. Щенок завизжал совсем уж обречено, но остался на месте, словно понимая, что эту боль нужно вытерпеть, чтобы после не было иной, похуже…
— Вот и молодец! Потерпи еще немного — потом легче будет. Вот так!
Все убрав, я прижал его к себе. Мы пережидали ливень, лежа под одной из сотен плит, которых так много теперь валялось в земле. Под ними всегда можно было спрятаться от воды или хлопьев — я не избегал этого, предпочитая пережидать все, а не шляться на открытом пространстве. Зима, хоть и не настоящая, все же не располагала к хождению по руинам в мокром виде. Щенок грел меня не хуже грелки. Он вообще очень хорошо переносил и лютый ветер и воду. Впрочем, имея такую шубу, можно было не бояться никаких погодных изменений.
Случайно, или нет, но, однажды, бродя по городу, мы со щенком вышли к берегу реки. Я уже неоднократно бывал здесь, и всегда с недоверием и опаской смотрел на пологое дно — оно было гораздо шире, чем в том месте, когда я переходил его, чтобы посетить речной порт. И здесь очень много было всяческих ям, из которых с шумом вырывались всплески жидкой грязи, или столбы дыма. Да еще и затопленных участков, ставших настоящими ловушками, тоже хватало. Достаточно было поставить в такое место ногу, как ее начинало усиленно засасывать, словно кто-то внизу пытался ее тянуть на себя. Один раз я уже оставил так один из своих мокасин — и, если бы не пара запасных, то в подвал пришлось бы идти босиком.
Я смотрел на ту сторону, и постепенно шальная мысль переправиться на тот берег, стала завладевать мной. Мы не шли сюда специально, с такой целью.
И, даже, не были достаточно экипированы. Но, внезапно подумав, что ничего особенного мне брать в поход и не нужно, я сделал первый шаг. Продуктов нам могло хватить — при экономном расходовании, а все остальное и не требовалось. Оружие было при мне, веревка и кое-что из мелочей — постоянно. Окликнув щенка, который уже где-то копался в земле, я стал спускаться по очень крутому склону. Щенок бросился ко мне, остановился у края и заскулил — для него это казалось очень отвесной стеной. Я сурово пристыдил его, стараясь говорить без малейшей иронии:
— И что? Мне теперь подниматься за тобой? Нести на себе, да? А потом — и на ту сторону? Один раз ты уже покатался на мне, хватит. В тебе веса… А у меня еще и мешок, оружие. Давай, сам спускайся! А нет — оставайся здесь и жди.
Моя ли пламенная речь, либо что другое — щенок, решившись, кубарем скатился вниз. Я подхватил его, когда он уже пролетал мимо, и мог с головой погрузиться в ближайшую, стоячую лужу.
— Эх ты, верхолаз. Пошли уж…
Переход был труден. Тогда, в верховьях, дно на многом своем протяжении, было все же почти сухим, и не изобиловало столь многочисленными ямами и омутами. Здесь же переправа оказалась очень сложной — и я буквально упал на землю, когда почувствовал, что оставил русло бывшей реки за спиной.