На скосе века

Коржавин Наум Моисеевич

Где под слоем белой пыли, За тисненьем корешков, Книги с важностью хранили Мудрость «классовых» веков.

IX

Нежный лепет, страстный шёпот, Столкновенья лиц и войск, Бег за счастьем — грустный опыт Всех людских переустройств. Все открытья, все потери, Относительность всех благ. Безысходность вер, неверий, Бледный свет сквозь этот

мрак. Откровенья всех религий, Имена и письмена… Заглянувши в эти книги, Ты б не понял ни хрена. Ни тоски, ни жажды света, Ни огня, что жжёт слепя. Ни того, что речь тут где-то И о том, что ждёт тебя… Несмотря на диктатуру, Книги смысл хранили свой… …Буржуазная культура Издевалась над тобой.

X

Впрочем, свято веря в сдвиги, Делом занятый вполне, Не смотрел ты в эти книги, — Просто видел их извне. Но понятья не имея, Что в них есть, — при всём при том Несозвучность их идее Чуял классовым чутьём. И, задетый ими кровно, Так ты зло на них взирал, Словно в каждой жил полковник — Тот, что вещи отбирал. Словно скрыть они хотели, Притворяясь неумно, Что учёный их владелец С тем полковником — одно.

XI

Где б вам знать, что он такими Был, как вами, удручён, Что он страстно спорил с ними, По ночам забыв про сон. И заснуть не мог до света, Возмущённо чуя рок… Был, как ты, полковник этот: Верить доводам — не мог.

XII

Но и вдруг узнав такое, Ты б лишь крякнул: вздорный класс. Слишком верил ты в другое — В «кто не с нами — против нас». Твой приказ гремел раскатом, И, судьбе своей не рад, Тот владелец брёл куда-то Впереди твоих ребят. Унося тоску и драму, Глядя вдаль, в конец пути… Только Ленин телеграммой Мог теперь его спасти.

XIII

Властелин и рыцарь часа! В личной жизни и в борьбе Ты чутьё и гордость класса, Словно Знамя, нёс в себе. И от классовой фортуны Опьянев, на всех — орлом Вниз глядел как бы с трибуны — Даже дома за столом. Гордый

поступью железной, Знать не мог ты в том году, Что ведёте всех вы в бездну, А себя — на Воркуту. Что, когда замрут орудья После классовой войны, Победителей — не будет, Будут все побеждены. Что жидов за те же вины Станут снова гнать и клясть, И что ты, Абрам Пружинер, Будешь зол на эту власть. Чётким шагом, с важной рожей, С пистолетом ты ходил… …Знал, что быть всё это может, Тот, кого ты уводил.

XIV

Да, про всё, что может статься, Знал он — словно вспоминал. Безо всякого злорадства, А с тоской и болью — знал. Знал заране, знал сердито То, что после, всё стерпя, Ты постиг… И то, что скрыто И поныне от тебя. Знал — хоть мало было проку Знать… Не мог он ничего. Разве если б стал пророком Для полковника того. Где там! В споре, как в угаре, Он пред ним с его тоской Был бессилен. Как Бухарин В дни иные пред тобой.

XV

Вспомни, как свистал охотно Ты Бухарину в свой час, Когда силился он что-то Вам открыть, спасти всех вас — От позора, от расплаты, От беды, грозившей вам… А ведь это он когда-то Обучил вас всем словам. Всей профессии героя, Сути всех его основ. Что помимо за душою Вы имели — кроме слов? Ничего! Вся власть и сила В них была — исток и нить. Благодарность? Сам учил он Это чувство не ценить! И гремел ваш свист счастливый: «Кто б ты ни был — не мути!» Так впервые доросли вы Спор с Бухариным вести. И свистали с упоеньем, Ощущая свежесть лет, Отгоняя тень сомненья От плодов своих побед. …Впрочем, ты про то не думал — Веру в Сталина берёг. Потому что Ленин — умер, Ты ж без Ленина — не мог.

XVI

На шоссе шуршат машины, В магазинах — толчея. Всё прошло, Абрам Пружинер, На исходе — жизнь твоя.