На сопках Маньчжурии

Далецкий Павел Леонидович

Грифцов — плохой наездник. Припадает к гриве коня, готовый каждую минуту схватиться за шею. Нет, можно обойтись без этого. Оказывается, самое легкое скакать карьером!

— В нашем распоряжении два часа! — кричит Катя. Остались позади лагеря, палатка, коляска, Любкин, дочь генерала Морданова.

Впереди станица. В четырех верстах за ней баркас. А почему не перед ней? Потому, Антон, что там Амур делает колено: если переплывать его до колена, баркас увидят из лагеря.

По станице едут степенно, шагом,

группкой, громко разговаривая о пустяках. И все равно все двери раскрываются, из всех калиток выскакивают, всматриваются, узнают… Около казенной лавки на завалинке сидят пожилые казаки.

Проехали мимо… Сердце стучит сильнее, чем нужно.

А вот это зря, Катя, к таким вещам нужно привыкать!

За станицей опять погнали коней. Отличных коней купил Корж у Алексея Ивановича.

Баркас притаился в бухточке, вымытой Амуром в каменном ущелье. Весла, вещи… всё в порядке. Корж и Седанка увели коней в чащу и привязали их.

Черная прозрачная вода Амура бежит под баркасом. Западный ветер вместе с течением относит лодку все дальше от лагеря. Когда берег остался далеко, Катя захлопала в ладоши, — не могла удержаться от этого детского жеста.

— Товарищи! — воскликнула она.

— Только полдела сделано, — сказал Корж. — Вот увидите, Любкин будет преследовать.

5

Любкин преследовал.

Когда ему донесли, что палатка пуста, он не поверил и побежал в палатку сам.

Сомнений не было.

Он легко впадал в ярость, — ярость была одним из чувств, которые приносили ему удовольствие.

Политического упустил, да еще какого! Да еще как упустил?! Генеральская дочь! Грифцова запороть насмерть и ее насмерть.

Возвращался к себе слепой от ярости. Женщина его стояла у входа. Увидел на лице улыбку и ударил наотмашь. Женщина упала без звука.

— Вставай, или убью!

Все знали: начальник лагеря может убить, таков закон русского царя. Женщина поднялась на четвереньки и отползла за палатку.

Командир конвоя стоял перед ним, друг его и товарищ, вместе водку каждый день хлестали.

— Как же ты-то недоглядел?

Смотрят друг на друга.

— Не уйдет, — говорит хрипло командир конвоя. — Всю тайгу обыщем!

— Рекса давай… людей давай!..

Ищейку привели, люди вскочили на коней, командир конвоя взял поводок в руку.

Рекс повел, кавалькада помчалась.

6

Пристали к пустынному берегу и затопили баркас. Шли через тайгу, звериной тропой. Удобство звериной тропы в том, что зверь ходит всегда по кратчайшему расстоянию, его тропы ведут от реки к реке, от солонцов к солонцам, от дубового леса к дубовому. И если направление тропы удобно для тебя, смело иди по ней.

— Леонтий Юстинович уважает зверя, —

говорит Катя.

— Здесь, в тайге, главный — Корж. Все ему подчиняются, даже Седанка, сам таежник.

Седанка и Корж часто совещаются между собой, говорят по-русски и по-китайски. Бездонно осеннее небо, чистота воздуха такова, что с перевала, кажется, видишь на тысячу верст.

Горы! Крутые, высокие горы, покрытые дремучей тайгой. Направление хребта — с юго-запада на северо-восток.

— Чжан Ган-целинница, — называет Седанка.

Когда звериная тропа спускается к ручью, видно множество следов: барсуки, медведи, дикие кошки, лисицы, олени — все приходят пить чистую холодную воду. Следы барса! Корж говорит, что барс подчас нападает и на человека, Взберется на дерево, заляжет на толстой ветке и вдруг сорвется на плечи. Последним в отряде поэтому должен идти опытный охотник, — пусть идет Седанка.

Серая скала поднимается над рекой, на скале стоит кабарга. Все смотрят на кабаргу. В чистом воздухе она видна отчетливо, до последнего волоска.

Местных зверей Грифцов знает плохо, — вернее, не знает совсем. А в ботанике силен. Восхищается растительностью долин. Мелколистный клен! Сейчас, осенью, нежнейшим алым цветом загораются его листы. Листы ореха делаются прозрачными и золотыми. Осень здесь особенная, жара уходит, тучи и дожди тоже, остается крепящая теплота.

Тропа спустилась в долину. А долина, неожиданно для путников, засеяна кукурузой и чумизой.

Сидели на опушке под огромными черемухами и смотрели на золотое поле, залитое золотым солнечным светом. И хорошо, очень хорошо делалось на душе.

Седанка важно вступил в деревню. Маленькая деревня — десяток фанз.

— Хорошие русские люди пришли, — сообщил он старшине. — Я их проводник. Сегодня мы отдохнем, завтра уйдем. Деньги есть. За все будет заплачено.

У старшины — редкая седенькая бородка, худое лицо, тихий голос; почтенный старик.

Гости идут по деревне: фанзы земляные под земляными крышами, на крышах растет трава, за земляными оградами дворов — вторые дворики, где живут черные свиньи. Дети голые. В самом деле, зачем под таким небом детям одежда?

Гостей принимает сам старшина. Женщины разостлали на канах чистые циновки — садитесь, сейчас будет угощение.

— Что едят русские? — спрашивает хозяин у Седанки.

Здесь никогда не видели русских, только слышали о них. Вон какие они. Конечно, самый старший Корж, это сразу видно по его бороде и возрасту. Ему самое почетное место.

На Катю не обращают внимания, ее точно нет. Неудобно обращать внимание на женщину, ведь она чья-то жена, должно быть — самого старшего. Старшему неинтересно путешествовать без жены. С такими ногами она, конечно, может пройти весь свет. Но хорошо ли женщине иметь такие ноги?