Над бездной
Шрифт:
— Барилл! Кай Сервилий! вы живы! — вскричала Катуальда, весело прыгая.
— Я привез тебе жениха, — шутливо сказал Сервилий.
— Благодарю, патрон, только я прежде приданое наживу.
— Не надо, дитя мое. Барилл свободен в силу завещания своего господина. Будьте моими детьми!
— Ох, Кай Сервилий!.. пахать да огороды копать заставишь ты нас, горемычных, в деревне-то, — засмеявшись возразила Катуальда, — какие мы дети для почтенного владыки! не наша компания в твоем доме.
— В деревню нельзя ехать, Катуальда, — сказал Барилл, — разбойники свирепствуют на Юге.
— Одну среди матросов! с чего ты взял, чтоб я поехала? скучать на корабле, когда единый раз в жизни судьба занесла в меня в столицу, нет, Барилл; довольно я жила по чужой воле; хочу пожить и по своей. Я согласна быть твоей женой, но ехать не хочу. Я буду здесь жить и работать. А где наша милая Аврелия?
Сервилий грустно вздохнул.
— Аврелия здесь, — сказал он, — но вы оба ей не показывайтесь; не напоминайте вашим присутствием о прошлом; она — невеста Октавия.
— Она — твоя невеста, Кай Сервилий! — возразила Катуальда, — ты мне привез жениха, а я достану тебе невесту.
— Я этого не хочу.
— Будь твоя воля, если не хочешь своего счастья.
Долго проспорили жених и невеста о своем будущем житье-бытье, но Катуальда одолела — настояла, что Барилл после свадьбы уедет с Сервилием за море вместо пропавшего Рамеса, а она останется в Риме наживать богатство.
Дни пошли за днями. В доме Аристоника отпраздновали веселую свадьбу, ради которой Сервилий отложил свой отъезд.
Прошло около двух месяцев.
Сервилий-Нобильор жил вместе с Бариллом и Катуальдой в доме Аристоника тайно от всех своих знакомых, покуда купец приготовлял товары к нагрузке на корабли в остийской гавани. Он запретил новобрачным куда-либо выходить днем, чтоб они не встретили Аврелию, сказавши:
— Не напоминайте ей вашим появлением о ее прошлом; не тревожьте ее покой; для нее теперь началась новая жизнь; да хранят ее боги!
Но плутоватую Катуальду нельзя было удержать взаперти. Не выходя на улицу, она, тем не менее, беспрестанно под разными предлогами выбегала из квартиры в магазин, где случайно встретилась с Лидой. После этого она начала исчезать по вечерам, неизвестно куда, сначала одна, потом вместе с мужем. Барилл слепо исполнял приказание своего господина, — не выходил днем, но вечера охотно проводил в кухне дома Семпрония со знакомыми невольницами.
День отплытия приближался. Уложив свои пожитки, Барилл, грустно понурив голову, сидел подле жены и плакал.
— Что ты ноешь? — упрекала его Катуальда, — сам добровольно захотел ехать, а теперь плачешь!.. ты и на меня тоску, пожалуй, наведешь.
— Если б с нами ехала хоть одна женщина, — ни за что я тебя тут не оставил бы!.. сердце мое предчувствует что-то недоброе.
— У тебя что ни шаг, все предзнаменования да предчувствия, точно у старого покойного господина. Бывало, грозе ли быть, письму ли от молодого господина явиться, — все он предчувствует, и кстати и не впопад.
— Катуальда, я тебя люблю с малолетства, как жизнь мою, а ты пошла за меня так… по господской воле больше, чем по любви.
— Глупый!.. я тебе тут денег вот какой большой мешок наживу, ты помнишь важную особу, заглянувшую
— Катуальда!.. злодейка!.. ты будешь ломаться на сцене!..
— Я буду шить костюмы в театр.
— Это другое дело. Ах, как грустно!;
— Товарищ, дружище старинный! — сказал вошедший Аристоник. — Довольно тебе плакать-то!.. не хочешь ли пойти со мной! на богатую свадьбу?
— К кому?
— К одному богатому ростовщику из греков; его дочь выходит замуж. Не беда, что ты не приглашен; у нас, купцов, этих церемоний не соблюдают. Мы там весело попируем перед отъездом.
Барилл согласился, оделся в свое лучшее платье и отправился пировать. Катуальда убежала к Лиде.
Клелия и Марция сердились на свою кузину, но очень не долго, потому что невозможно было сердиться на это кроткое, беспомощное существо, энергия которого точно так же внезапно исчезла, как и вспыхнула.
Месть Аврелии за смерть отца была теперь удовлетворена; она снова впала в безнадежную апатию, желая умереть, но не имея ни храбрости, ни энергии на это.
Сестрам опять стало жаль несчастную провинциалку; они Искренно желали спасти ее от отчаяния. Росция тут много помогла им; она одна умела вызвать на разговор молчаливую Аврелию, умела заставить ее даже улыбнуться.
Клелия положительно не знала, что ей делать с кузиной из провинции в те дни, когда с ней не было Росции.
Аврелия и Росция подружились, несмотря на разницу лет, положения в обществе и характера; между ними было роковое звено, соединившее их сердца, прошлое Нобильора.
Клелия правду сказала кузине еще давно в беседке, что нет тайны, которую не разболтает Лентул, и нет тайны, которую не разведает Росция.
Актриса снова приняла под свое покровительство обоих шалунов после их освобождения, обещая возвратить им их сенаторское звание; она добилась быстро того, что их даже не сослали. Лентул увивался около своей покровительницы, угождая ей всем, чем мог. Фламиний, напротив, решил остаться в пролетариях; он дурачился вместе с товарищем, но, едва оставался один, делался мрачен. Росция много раз заставала его, угрюмо глядевшего в одну точку.
— Для меня все кончено, — отвечал он ей на все ее утешения, — я теперь погиб!.. чем скорее я умру, тем лучше. Семпроний хотел оказать мне это благодеяние; Аврелия помешала. Ах, зачем, зачем нет у меня смелости, чтобы покончить с собой! зачем ты, Росция, утешаешь меня? зачем вселяешь в мое сердце какую-то странную надежду, мешающую мне умереть?
Вскоре театральный мирок стал готовиться к пышному празднеству. Герой закулисного мира, Лентул, сосватал Фламиния с Ланассой. Теперь этот брак стал возможен, потому что не стало преграды для этого, — разницы сословия. Глупая и чванная гречанка торжествовала; ее мечта сбылась; она будет хоть один месяц женой человека, некогда носившего сенаторский латиклавий. Жених и друг его пригласили всех актеров и актрис, от Росции и Дионисии до последнего машиниста, катающего гром на потолке. Пригласили они и всех ростовщиков Рима с их семействами и прочих купцов.