Над бездной
Шрифт:
Но у меня есть еще одна просьба — когда ты полюбишь…
— Я никого не полюблю!
— Не говори так опрометчиво. Любовь овладевает сердцем помимо нашей воли. Если ты полюбишь, извести меня откровенно.
— Я никого не полюблю; я не обижу тебя опять, как вчера.
— Помни мое последнее слово; последнее, потому что мне больше нет надобности видеться с тобой: я сам хочу, чтоб ты вышла замуж за человека, равного тебе по летам. С ним ты будешь счастливее, чем со стариком. Я сам хочу этого. Но непременно скажи мне об этом.
Они расстались. Грустно было обоим. Тяжелое предчувствие несчастия томило их души.
— Рок овладел нитями нашей
Глава XXV
Гонимый роком и людьми
По знаменитой многими историческими воспоминаниями Аппиевой дороге, ведущей из Капуи в Рим, ехали три простых, деревенских повозки домашнего устройства. В передней из них сидел Тит Аврелий Котта, не изменивший и в трудных обстоятельствах далекого путешествия своему правилу, — не сажать рабов рядом с собою. Этот экипаж был неуклюж на вид, зато отвечал всем требованиям своего владельца, сидевшего, прислонившись к мягким подушкам на лавочке. Барилл сидел на полу кузова у ног господина, а Бербикс, правивший тройкой сильных коней, впереди этой длинной и широкой фуры. У Котты были разные мастера, с малолетства обученные нарочно в мастерских и на фабриках, умевшие делать все, что ему было нужно для его скромного хозяйства: горшечники, делавшие глиняную посуду, плотники, столяры, кузнецы и другие, причем нередко случалось, что он обучал одного человека двум и трем ремеслам, чтоб иметь возможность продать лишних людей за их старостью или ненадобностью.
Чтоб избежать лишних расходов, Котта не отдал своих детей в школу и не нанимал им педагогов, а купил Аминандра, который был ровесником Квинта Аврелия и больше забавлял его, нежели учил. Котта довольствовался тем, что раб научил его сына, уже почти взрослого, грамоте и счетоводству. Превратив учителя в оруженосца, он его послал с Квинтом в Рим к своему брату Марку. Дядя дал племяннику место в легионе, которым командовал, и взял с собою на север, в так называемую Цизальпинскую Галлию около реки По, усмирять дикарей.
Через два года Квинт возвратился с богатою добычею, подарил отцу Бербикса и Катуальду, взятых в плен при помощи Аминандра, и был отпущен снова в Рим, продолжать служебную карьеру.
Аминандр сделался учителем Аврелии. В часы досуга молодой человек учил Катуальду и Барилла.
Проведав об этом, господин запретил Катуальде учиться, но Бариллу позволил, чтоб сделать из него для себя чтеца и писца, потому что сам стал слаб глазами.
Котте не нравился характер Аминандра — пылкий, горделивый и неустрашимый с примесью хитрости и насмешливости. Барилл, напротив, ему полюбился; веселый, говорливый, но в то же время робкий и кроткий ребенок, купленный за бесценок трех лет я поэтому не помнивший ни родины, ни свободы, о которых постоянно мечтал Аминандр. Сириец забавлял сначала господина, а потом сделался его любимцем, следовательно, самым несчастным мучеником из всей дворни.
Аврелия выросла; Барилл сделался хорошим чтецом и счетоводом; Аминандр был лишним в доме.
Котта, не задумываясь, продал сначала его жену своему соседу, а потом его.
Так поступали тогда все практические, расчетливые хозяева; кто этого не делал, того называли идеалистом, плохим господином, даже глупцом. Куда по случайности перепродажи попадет существо, имеющее разум и душу, Котте и ему подобным не было ни какого дела до этого.
Бербикс, привезенный из Галлии взрослым, не помирился с рабством, как и Аминандр, но у образованного спартанца сильная
Единственным его утешением была страсть к лошадям, он был превосходным кучером; любя все ломать и разрушать, чтоб доказать свою силу, он охотно рубил дрова и перетаскивал тяжести.
Отчаянный драчун и ругатель с равными, при господине он был молчалив и апатичен. Он весело правил лошадьми, отправляясь в Рим, где, он был уверен, его ждут всевозможные, дозволенные и недозволенные, удовольствия.
Во второй фуре, с виду вполне похожей на первую, ехала Аврелия. У ее ног сидели нумидиец Дабар, правивший лошадьми, и толстая судомойка Мелисса, зевавшая от скуки без дела, не интересовавшаяся ничем видимым или слышанным и однообразно отвечавшая госпоже на все ее заговариванья: «да», «нет», «пожалуй» и т. д. в этом роде. Аврелия завидовала отцу, имевшему разговорчивого невольника, и жалела о Катуальде, хоть и рада была улучшению жребия своей подруги.
За этими хозяйскими экипажами следовала еще повозка, нагруженная пожитками и провизией, так как в те времена в гостиницах редко можно было достать скоро хорошую пищу, а по случаю смерти Суллы в Рим ехало так много народа с юга, что и ничего, ни съестного ни ночлега, нельзя было надеяться найти, даже за дорогую цену; этого же последнего условия путешествия скупой старик старался, как только можно, избегать. Он решил, что он и дочь его будут спать в повозках на постланных ночью тюфяках, а рабы, как хотят, на земле. Для пищи были взяты мешки с бобами, горохом и ячною крупой, кувшины с вином и маслом, немного изюму, яблок, кореньев для приправы и клетка с курами.
Надо было ехать торопливо, чтоб успеть попасть на похороны.
Сулла умер в своем поместье близ города Путеоли, к северу от Неаполя. Котта мог, заехав туда, следовать до самого Рима за процессией, но предпочел ехать чрез Капую, чтоб не попасть в многолюдное общество, что повело бы к лишним расходам; ему. хотелось издали постепенно нагонять процессию, присоединясь к ней не ближе, как под самым Римом, но забыв об этом в своей торопливости, он обогнал процессию, покуда ехал в объезд по кратчайшей дороге.
Кай Сервилий был знатоком человеческого сердца, как и всякий пожилых лет человек, испытавший много сладких и горьких превратностей в жизни. Он был прав, говоря Аврелии, что не только скучать, но и думать о нем ей будет некогда в Риме. Его слова сбылись даже прежде, нежели молодая девушка попала в столицу.
Расставшись со своим бывшим женихом, отвергшим ее напрасную попытку примирения, Аврелия во всю дорогу домой думала только о нем одном. Она нарочно шла медленнее обыкновенного, чтоб дать волю своему чувству безотрадной тоски о человеке, которого, ей казалось, она теперь полюбила всем сердцем.
Поздно!.. между ней и ее Сервилием разверзлась теперь бездна; все кончено!.. он приветливо, но твердо отослал ее и советовал найти себе мужа в другом. Что ей теперь делать? Она знает, что он непреклонен, что он вынесет все муки потерянного счастья, но не изменит своему слову: не полюбит ее никогда, Возвратить его любовь невозможно; можно только удержать то, что осталось от обломков разбитого ей самой счастья: его дружбу. Это можно сохранить только угождением ему.
В первую минуту Аврелия решила, что останется чистою девушкою с незапятнанною репутацией, как, по его словам, были все женщины из рода Аврелиев.