Над бездной

Шаховская Людмила Дмитриевна

«Я сам этого желаю… выйди за небогатого, скромного человека», — припомнились ей его слова.

Может быть, она ему не угодит своим упорством; ее любовь, навязываемая ему, только раздражит и отдалит его совсем от нее.

Пока Аврелия шла домой, течение ее мыслей постепенно изменилось, склоняясь все более и более к убеждению, что надо пунктуально выполнить все предписания своего бывшего жениха.

Через час после ее возвращения ее отец торжественно въехал на двор на своей кляче и без всяких приключений слез у крыльца. Начались сборы в дорогу с такой суматохой и беготней, что Аврелии, действительно, пришлось забыть свою

печаль.

Мелочи ежедневной жизни часто служат человеку сильным противодействием и защитой от всякой горести; он, для самого себя незаметно, развлекается этими пустяками.

Всегдашняя боязнь гнева отца усилила действие этих мелочей: Аврелия ревностно занялась исполнением всех его приказаний, с одной стороны, ей руководило желание, обидев одного любимого человека, оправдать себя хоть немного перед своей совестью угождением другому; с другой стороны, к этому примешалось весьма понятное желание молодой особы видеть свет. Аврелия легла спать до того усталою после целого дня горя, целой ночи, проведенной без сна, и целого дня хлопот, что вся ее печаль, все думы наконец исчезли, подчинившись влиянию физического утомления. Молодые, здоровые силы взяли верх над страданьем. Ей ничего не приснилось, ничто ее не обеспокоило, пока отец не прислал рабыню будить ее на рассвете.

Повозка тронулась. Аврелия нигде не была, кроме своего поместья, владений Сервилия и Нолы, куда ездила только три раза. Пред ней раскинулись один за другим живописные ландшафты. То въезжала она в темный, густой лес, полный мирт, кедров, дубов, буков, сосен и других деревьев, перевитых и перепутанных между собою диким виноградом, плющом, жимолостью и другими вьющимися растениями, между которыми белелись скромные, душистые цветы дикой повилики из породы ипомей.

То расстилалась долина с колючими кактусами, растущими по канавам, с одинокими тополями и дикой маслиной, со стадами, пасущимися на тучной траве, пестреющей цветами.

Вдали на холмах виднелись развалины какого-нибудь храма или целого города, разрушенного неприятелем еще во времена Аннибала, развалины, поросшие мхом и деревьями, с двумя-тремя башнями или колоннами, до сих пор гордо стоящими среди всеобщего разрушения.

Иногда эти картины сменялись деревнею, полною жизни с ее говором и беготней. Повозки останавливались у цистерны, кучера поили лошадей и давали им отдохнуть и поесть на лужайке; господа и слуги вместе закусывали, разложив костер и сварив горох в котле, повешенном над огнем, или зажарив курицу, или напекши лепешек с салом.

Аврелия видела горные каскады, с шумом вливающиеся в реки, по которым несутся лодки с рыбаками, кидающими невод, весело распевая.

Одни картины сменялись другими.

Для Аврелии все это было ново; все ее занимало; ее спокойствие ничем не нарушалось, потому что отец до того увлекся своими сетованьями об умершем, что, толкуя одно и то же невольнику, позабыл о ней и ни в повозку не звал, ни во время остановок не придирался к ней.

Сначала Аврелии ненадолго как будто взгрустнулось о всем и всех, что и кого она покинула.

Припомнилась ей ее комнатка, простая, выбеленная, маленькая комнатка без всяких украшений, но полная воспоминаний, и далеких и близких, украсивших ее лучше всяких дорогих картин.

Там она играла ребенком со своею давно умершею нянею: там ее ласкала, учила прясть и шить ее нежно любимая мать, умершая четыре года тому назад в преклонных летах

спокойною смертью.

Если б она теперь была жива, не случилось бы с Аврелией многого, что ее измучило в такие молодые годы. Мать была ее защитницей перед отцом, ее советницей и руководительницей. Теперь, увы, ее уж нет на свете!..

В этой же комнатке учил ее, Катуальду и Барилла Аминандр; там же он и простился с ней, проданный ее отцом другому господину. Он бежал: где он теперь? что с ним сталось? Аврелии памятен его прощальный взгляд, полный тоски и нежности. Общая скамья в классной комнате всегда тесно сближает детей между собою. Барилл, Аврелия и Катуальда подружились между собою, потому что в детстве различие сословий и общественного положения не существует. Выросши, они поняли это различие, но оно не расторгло уз их дружбы.

Барилл обожал свою добрую госпожу, подругу ученической скамьи, благоговел перед нею, а Катуальду полюбил. Изучив отлично характер своего господина, молодой сириец умел хитрить с ним и ему непременно удалось бы жениться на Катуальде, но она об этом не хотела слышать, видя в нем только друга детства и боясь участи своего учителя, разлученного с женой.

Аврелии, как она откровенно высказалась Сервилию, некогда было любить. Что такое были ее думы об Аминандре, — любовь или одно сожаление о его грустной участи, — она не понимала.

— Если б это был даже невольник, — сказал ей Сервилий, — я устрою ваше счастье.

Странное чувство охватило ее сердце при воспоминании этих слов, если она встретит теперь Аминандра, как она на него взглянет? любит или не любит она его? разбойник ли он теперь, или это только клевета?

Такие думы о прошлом мало-помалу, под влиянием новизны обстановки в путешествии, сменились более радостными мечтами. Что ждет Аврелию в Риме? как ее там встретят и примут дядя, тетка, двоюродные сестры, брат ее Квинт, женившийся на Семпронии? она обо всем, что с нею случится, непременно подробно напишет своему дорогому Сервилию; отец, не знавший ничего о их разрыве, позволит ей писать жениху при всяком удобном случае. Вспышка горячего чувства любви, вызванная сочувствием к печали отвергнутого жениха, прошла. Аврелия убедилась в доброте старика и полюбила его, но эта любовь перешла в спокойное воспоминание о его твердости и непреклонности, с какою он победил свою любовь после произнесения клятвы солнцем, одной из самых священных.

Сервилий для Аврелии — друг и покровитель, больше никем быть не может; она покорилась этой неизбежности и успокоилась.

Так она проехала город Капую, некогда гордый своим величием и сильный в военном отношении, но теперь сокрушенный Римом, ставший почти не лучше Нолы.

Аврелия достигла, хоть, может быть, и кратковременной, желанной свободы. Ее не зовет поминутно отец, не посылает беспрестанно по хозяйству, отменяя свои же приказания, забывая их и противореча самому себе, а после выговаривая ей за неисполнение того, что сам же запретил. Ей не надо возиться с горохом, перцем, сыром, курами и телятами. Часто нагоняли ее отца разные знакомые, ехавшие, как и он, в Рим. Другие встречались с ним в деревнях, вынужденные отстать от процессии, чтоб починить изломанное колесо или переменить усталую лошадь; встречались у цистерн, где поят лошадей; предлагали ему свои услуги. Раз одна из лошадей в повозке Аврелии распряглась; произошла остановка; нагнавшие их знакомые помогли в этой беде.