Над бездной
Шрифт:
— Разве вам известно, что она просватана? — спросила Аврелия, твердо помнившая приказ отца — не говорить о его отношениях к Люцилле.
— Разумеется, известно; Лентул никогда не удерживает своего языка, а Фламиний его друг.
— Фламиний?
— Да, Квинкций Фламиний, известный собиратель редкостей, жених Люциллы.
— Клелия! — вскричала Аврелия, пораженная этими словами, — ведь Люцилла просватана за… за другого… у нас, в деревне.
— За кого же? Фламиний для нее самая подходящая партия.
— Я не могу этого сказать, батюшка запретил мне об этом говорить; у Люциллы
— Полно, душа моя!.. она, может быть, вскружила голову своею красотою какому-нибудь провинциальному скучающему Адонису, но, верь мне, что никогда не пойдет за провинциала, она слишком горда и умна, чтоб сделать такую глупость! — возразила Клелия с усмешкой.
— А ты видела Фламиния, он, конечно, не бывает у вас, потому что ему грозят печальные календы [26] . Люцилла сделает доброе дело, если выручит его, тем более, что с ее твердым характером можно жить с таким легкомысленным человеком. Она ему не будет давать много денег, потому что сама живет очень умеренно, — сказала Марция.
26
Срок платежа по векселям в ироническом смысле.
— Я считала до сих пор Люциллу за девушку в высшей степени беспорядочную, увидев же здешнюю роскошь, сознаюсь, что Люцилла еще слишком скромно отделала свои комнаты. Что же этот Фламиний, — красавец? — спросила Аврелия.
— Говорят, что очень недурен, — ответила Клелия, — но мы его не принимаем; я его когда-то видела у Семпронии, жены твоего брата; он там прежде бывал… но я не помню его лица. Здесь так много видишь народа каждый день, что постоянно забываешь лица и перемешиваешь имена.
— Ведь ты, конечно, переоденешься к обеду в траур, — сказала Марция, — мы переоденемся, потому что кто-нибудь явится в гости.
— Разве это не траур на мне? — удивилась Аврелия.
— Это траур старомодный; теперь темный цвет носят в знак траура только мужчины, а у женщин принято надевать белое платье.
— Но я в белом хожу ежедневно дома; какой же это траур?..
— Я не знаю, как у вас принято в провинции, но у нас белое платье носят не иначе, как с разноцветными полосами или вышивками; без этого, гладкое, означает траур.
— Что же мне теперь делать?! — воскликнула Аврелия, — у меня только и есть это одно платье!
— Ты ехала в нем всю дорогу?
— Да.
— Оно, я думаю, насквозь пропылилось… фи!.. Купи себе новое.
— У меня нет денег, а отец не даст.
— Купи в долг.
— Он прибьет меня палкой больнее, чем Барилла.
— А кто такой Барилл?
— Его невольник-чтец.
— Что за варварские нравы у вас! — сказала Клелия презрительно, — отец бьет свою дочь!.. Наш отец никогда не бьет и рабов.
— Сервилий также не бьет; батюшка смеется над ним за это.
— Ни один порядочный человек этого не делает; это водится только у простонародья да на фабриках.
Если человек провинится, его можно послать в тюрьму или наказать штрафом. Все наши главные рабы очень богаты и горды; они не допустят себя до такого бесчестия.
— Как
— Ах, какая ты наивная! — воскликнула Клелия, на этот раз громко засмеявшись, — у нас нет чернорабочих невольников; батюшке и маме никогда не справиться бы с ними; одни из наших рабов торгуют и платят нам за это право, а другие, как Биас, живут здесь в доме и ведут наше хозяйство, при помощи своих невольников. Нам до этого нет ни малейшего дела, пока мы не заметили неисправности с их стороны. Так у всех знатных людей. Мы имеем рабов и рабынь только непосредственно близких к нам, — которые нас моют, чешут, спят в наших комнатах, а судомоек, дровоколов, прачек и т. п. мы даже не видим и не знаем, сколько их здесь. Наш главный повар держит лучший ресторан в городе на половинных издержках с Биасом.
— Ах, как здесь хорошо! — вскричала Аврелия.
— Тебе нравится? — спросила Клелия.
— Очень!.. только я одного не пойму: как же вы не работаете? у нас и богатые работают, потому что скучно без дела: даже Люцилла иногда вышивает.
— Зачем же непременно шить или прясть? — мы поем, играем на лире, разговариваем с гостями, купаемся по три раза в день, пишем стихи и повести, посещаем цирк и театр, храмы, гостим по два, по три дня у подруг.
— А у нас все, все работают… Сервилий очень богат, а сам работает в поле и в саду.
— Добровольно, для развлечения, — ответила Клелия, — это случается и здесь; Лукулл сам стряпает со своими поварами, потому что гастрономия — его страсть. Днем он стряпает, а вечером пишет сочинения о выдуманных им кушаньях. Он хороший полководец, но знаменит, как повар.
Вдали на дорожке показался молодой человек; заметив его. Клелия выбежала из киоска.
— Лентул, — шепнула она, поздоровавшись с гостем, — у меня есть новая, живая игрушка: кузина из провинции; пойдем, я тебя с нею познакомлю. Она очень милая девушка, но удивительно простовата! Она сочла попугая за петуха… она ничего не видела… ей самые простые вещи незнакомы… мне все это очень забавно.
— Постараюсь помогать твоей забаве, прекрасная Клелия Аврелиана.
— Провинциалки, говорят, — очень влюбчивы… берегись, Лентул, она к тебе привяжется!
— А ты боишься потерять во мне твоего самого преданного поклонника?
— Оставь эти глупости!
Они вошли в киоск.
— Да осенят тебя боги своей милостью, священная служительница Весты, добродетельная Марция Аврелиана! — сказал Лентул с театральною напыщенностью трагика, отвешивая низкий поклон, — да горит, не угасая, вечный очаг государства, чистый огонь богини!
— Да будет так! — ответила Марция величаво.
— Садись и рассказывай новости! — приказала Клелия, — но прежде реши нам трудный вопрос… вот моя кузина, Аврелия, будьте знакомы!
— Очень рад.
Аврелия покраснела; в пришедшем она узнала обогнавшего ее повозку весельчака.
— Лентул, — продолжала Клелия, — кузина спросила, какой величины лебеди Венеры… она полагает, что они больше лошади… ты все это знаешь…
— О, да, — ответил молодой человек, — боги втрое выше нас ростом; это значит, что и их лебеди втрое больше…