Над бездной
Шрифт:
— Кто? Мертвая Голова?
— Он и еще женщина, которую он ненавидит… недостойная его женщина!.. они преследуют его везде, чтоб сделать своим рабом.
— Это ужасно!
— Он скрывался близ Нолы; они и там его нашли, там у него есть друг — Фламиний, ваш сосед.
— Я слышала, что Фламиний — клеврет Мертвой Головы.
— Это его родственник, однофамилец. Фламиний редко бывает в своей усадьбе и, насколько я его знаю, он еще не потерял свою душу, потому что все клевреты злодея имеют бледный цвет лица, как и сам злодей. Какой бы образ он ни принял, цвет лица переменить он не может. Если ты увидишь человека с бледным лицом…
— Это
— Самый верный признак.
— А Флавий Флакк никого не любил?
— Не знаю.
— Если б в самом деле я…
— Без сомнения, ты… ты, благородная, невинная, добродетельная Аврелия! ты спасешь от злодея моего друга, меня и самый Рим.
— А твой друг еще не видел Мертвую Голову?
— Много раз видел, но не говорил с ним и не глядел ему в глаза; злодей добивается этого… он преследует его и меня всякими способами.
Аврелия томно вздохнула: пред нею открылась целая перспектива героической борьбы со злодеем с трофеем победы в конце, — спасением прекрасного юноши, гонимого Роком и людьми.
Кузины прервали беседу Лентула с Аврелией своим появлением в белых платьях, сшитых по всем правилам тогдашнего модного траура.
Римские девушки этой эпохи носили широкие, длинные туники с длинными рукавами и открытым воротом. Замужние женщины прибавляли к этому костюму столлу — род туники без рукавов. Выходя из дома, те и другие накидывали плащи с капюшоном, покрывавшим голову, отличавшиеся также немного своим покроем. Дома они носили прозрачные вуали, красиво драпируясь в них.
Клелия увела кузину, уговорив надеть ее платье, чтоб не конфузиться при чужих. Марция осталась с гостем, но, посидев недолго, увела его в дом к матери.
Глава XXX
В тенетах суеверия
В 6 часов, по нашему счету около полудня, был подан обед. О чем торжественно возвестил Биас, появившись в атриуме. Все пошли в столовую, триклиний, бывший также на женской половине отдельно.
— Где же дядюшка и мой отец? — спросила Аврелия, осматривая присутствующих.
— Вероятно, в сенате, — равнодушно ответила Цецилия, — там они и пообедают.
— Кто эта величественная женщина, старшая весталка? — спросила Аврелия Марцию шепотом, указывая на красивую особу лет 40, говорившую с ее теткой.
— О, нет! — возразила Марция с улыбкой, — это Эврифила Росция, актриса, дочь знаменитого трагика.
— Марция, тетушка мне говорила, что с бойцами из цирка мне нельзя говорить… с Росцией тоже нельзя?
— Можно, сколько угодно.
— Зачем же она здесь?
— Обедать пришла. Росция — клиентка нашего дома; ее отец был невольником у нас и отпущен на волю: клиенты необходимы для каждого богатого дома.
— Зачем?
— Как это тебе объяснить, милая, зачем!.. они исполняют разные поручения, которые унизительны для свободного, но слишком почетны для раба: занимают скучных гостей, если хозяин не желает с ними беседовать; занимают всех в отсутствие хозяев, передают друзьям хозяина такие вести, которых нельзя доверить ни письму, ни рабу; если в доме кто-нибудь болен, они ухаживают… словом, это люди, стоящие выше рабов и ниже свободных. С рабынею я не пойду по улице, а пойду с клиенткой. Рабыня может меня сопровождать только сзади и молча; клиентка будет идти рядом и разговаривать, чтобы мне не было скучно; она в лавке посоветует мне, что следует выбрать, если я в затруднении; дома она мне читает,
Тогда было принято обедать очень долго: кушанья подавались с музыкою и пением. Но на этот раз по случаю траура ничего этого не было. Все скромно улеглись на мягкие кушетки около большого стола в виде буквы П и кушали, тихо переговариваясь о городских новостях.
После обеда Лентул ушел; Цецилия увела Росцию в свои комнаты, чтоб вместе отдыхать; Аврелия ушла со своими кузинами в их комнаты, где они ей показали множество разных прелестных вещиц, забавляясь простотою провинциалки, гуляли с нею в саду, купались и бегали. День прошел очень весело и быстро.
После ужина, поданного в час заката, Аврелия уже хотела лечь спать, как рабыня, приставленная к ней теткой, доложила, что ее зовет отец. Сердце Аврелии затрепетало; она как будто проснулась от волшебных грез или спустилась с Олимпа на землю. Перец, утки, коты, веретено и… грозная палка — предстали ее воображению, слившись в неразрывное целое с образом ее отца.
В комнате, куда ее ввела рабыня, сидели оба Аврелия у красивого, круглого, деревянного стола.
Марку было лет шестьдесят; он был очень бодр и моложав для своих лет, так же как его старший брат слишком дряхл для своего возраста. Его поддерживала и ободряла вечная суета политического поприща с его надеждами и опасениями, торжествами и поражениями, проектами, планами, наградами, славой, тогда как Тит совершенно одичал и одряхлел от однообразной деревенской жизни с ее мелкою вознею без всякого интереса.
Аврелия робко вошла и молча остановилась среди комнаты.
— А вот и дочь моя, — сказал Котта, обращаясь к брату, — дочь, подойди к дяде-то!
Аврелия робко взглянула на своего отца и чуть не вскрикнула от ужаса: ее отец был гораздо бледнее обыкновенного от усталости.
«Мертвая Голова!» подумалось ей.
Она потупила взор и подошла.
— Славная, стройная девушка! — заметил Марк. — Ты, милая похожа на твою мать.
— Здравствуй, дядюшка!.. да хранят тебя боги!
— Будь здорова и ты, моя милая!.. да что же ты так робеешь-то? ну, погляди, погляди на меня, дитя мое!.. ах, какая ты дикая!
Но в эту минуту ничем нельзя было заставить Аврелию глядеть на кого бы то ни было.
— Аврелия, — сказал отец, — какое это на тебе платье? — точно новое.
— Это платье Клелии, батюшка.
— Я не знал, что теперь здесь носят белое в дни траура; купи себе завтра новое платье; моя дочь должна иметь все свое. Вот деньги.
Он отсчитал скудную сумму, достаточную только на покупку одежды, едва приличной для сенаторской дочери.
Аврелия взяла деньги, сказала:
— Желаю вам покойной ночи, батюшка и дядюшка! — и ушла.
Отец был бледен… ах, как бледен!.. отчего? почему? яд коварных сказок Лентула уже отравил помыслы Аврелии; она едва не считала в эту минуту своего отца за самого злодея или за его клеврета. Но эта мысль у нее, к счастью, перемешалась с другой. Аврелия была рада, что ее отец ошибся в выборе траурной материи для нее, размышляя, в какую грязную ветошку превратился бы ее наряд от долгого путешествия, если б был белым; теперь же она могла незаметно отдавать его в стирку, надевая платье кузины.