Наедине с совестью
Шрифт:
Да, Михаил мог разлюбить ее. Почти пять лет она не встречалась с ним, а последние два года даже не переписывалась. За это время можно было многое передумать и пересмотреть. К тому же Михаил всего только полтора года знал Тасю. Молодость почти всегда бывает неразборчивой. Не раскаивался ли он в своей первой любви?
Ну, а комиссар? Комиссар давно симпатизирует ей. У него перед войной умерла жена. Он познал семейную жизнь и тоскует о ней. Еще в дни окружения Тася чувствовала большую и искреннюю заботу со стороны Николая Григорьевича Исакова. Он делился с ней последней коркой хлеба, берег, как только мог, в тяжелых условиях окружения. Тася не
Тася замечала, что комиссар очень хорошо относится к Михаилу. Но почему все-таки он поручает ему, а никому другому выполнение самых тяжелых и опасных заданий? Неужели в отряде нет мужественных и сильных людей? Есть! О их подвигах давно уже знают люди и здесь, и на Большой Земле. Так в чем же дело? Не думает ли Николай Исаков таким образом избавиться от Михаила и расчистить себе путь к сердцу Таси? Нет, этого не может быть! Комиссар отряда порядочный и бескорыстный человек. Он вместе с партизанами выходит на рискованные диверсии, подвергает себя опасности. Плохо подумала Тася о комиссаре, очень плохо! Хорошо, что он не знает об этом - стыдно было бы Тасе.
Партизанская медсестра худела на глазах. Врожденная жизнерадостность и общительность тускнели, на лице редко появлялась милая, согревающая улыбка. Партизаны замечали это, но никто из них не подозревал, что Тася жила и продолжает жить тревогами и боевыми делами Михаила. Ей хотелось как можно чаще видеть его возле себя. Но это было невозможно. В суровые дни борьбы Михаил не мог отсиживаться в партизанской землянке. Он придерживался высокого патриотического правила: всегда и везде доказывать на деле, что советские люди были и остаются хозяевами своей земли.
После каждого выхода Смугляка на боевое задание Тася ловила себя на одном и том же вопросе: вернется ли он? Михаил знал о переживаниях девушки, но что он мог сделать, чтобы облегчить ее переживания? Не очень частые и короткие встречи мало приносили ей радости. Она успевала только переменить ему носовой платок или пришить пуговицу, и он снова уходил из отряда.
Однажды на лесной дневке Смугляк сидел на огромном стволе сосны, поваленной бурей, и безотчетно смотрел на молодую березу. Рядом с ним покуривал самокрутку Иван Андреевич Шугай, тот самый "запорожский казак", который не так давно привел в штаб Максима. За три месяца пребывания Смугляка в партизанском отряде Иван Андреевич привык к нему, полюбил его. Он высоко ценил в нем простоту и человечность, безграничную храбрость и удивительную выносливость. Шугай незаметно для себя научился без слов понимать его и вовремя поддерживать всем, чем только мог. И вот теперь, видя командира группы в глубокой задумчивости, он решил заговорить с ним, отвлечь его от тяжелой думы. Затоптав окурок, Иван Андреевич повернулся к Смугляку всем корпусом, полюбопытствовал:
– Скажи-ка, гвардии лейтенант, ты давно знаешь нашу медичку?
Смугляк поднял голову, посмотрел на Шугая:
– Это ты о ком, Иван Андреевич?
– Одна у нас медичка. О Тасе Бушко спрашиваю.
– Тасю давно знаю, - ответил командир группы, предчувствуя в вопросе Шугая что-то недоброе.
– Еще до войны в Донбассе познакомились. Она и там медичкой работала. А что, тебя интересует это?
– Комиссар на нее, замечаю, часто заглядывается, вот я и спросил, давно
– А как Тася к комиссару относится?
– поинтересовался Михаил.
Шугай погладил усы, ответил серьезно:
– Как и ко всем. Девушка, видать, хорошего воспитания: с каждым разговаривает, а большего никому не позволяет. Я уважаю таких. Только вот одного я никак не могу понять...
– Чего именно?
– насторожился Михаил.
– Очень уж беспокоится она о тебе. Чем это ты приворожил ее?.. Не тем, надо полагать, что голову часто под дурацкие пули подставляешь. Таких героев у нас в отряде хоть пруд пруди. Видно, чем-то другим девушку привязал к себе. Она и вянет теперь.
Смугляк снова задумался. Что он из себя представляет? Сегодня партизан, гвардии лейтенант, а завтра? Опять рядовой шахтер, не имеющий даже законченного среднего образования. А еще? Еще на нем лежит судимость, побег из места заключения и присвоение чужой фамилии. Тася ведь ничего об этом не знает. Не пора ли открыть перед ней карты? Когда-то все равно придется признаться. Не лучше ли это сделать сейчас, когда дороги войны еще не пройдены?
И он решил поговорить с Тасей. В субботний день он остался на базе. Срочных заданий не было. В пять часов вечера, выпив для смелости спиртного, Михаил направился к землянке медички. Девушка, как всегда, тепло встретила его. Она предложила ему грибов и капусты, потом поставила на стол тарелку жареных карасей.
– Откуда все это?
– удивился Михаил.
– Максим снабжает меня, - объяснила Тася.
– Капусту из Лужков принес, карасей в лесном озере наловил, а грибов в лесу насобирал. Сейчас вот опять ушел сети ставить на ночь. Умный мальчик, учиться бы ему нужно, но какая теперь учеба?
Михаил присел на лавочку.
– Тася, - необычно тихо произнес он, - я поговорить пришел с тобой. Не могу больше скрывать от тебя своей вины.
– Потом, Миша. Поешь сначала.
– Хорошо, Тасенька.
После ужина он подробно рассказал девушке все, что его так мучило и угнетало в последние годы. Опустив голову и не задавая вопросов, Тася внимательно слушала друга. Еще до войны она сомневалась в виновности Михаила. Теперь все прояснилось. Значит, не он убил Гришку Федько, а Степан Ковальчук. Михаил сознательно принял на себя вину товарища, чтобы оградить его семью от страданий, и был осужден на десять лет тюремного заключения с высылкой на север страны. Какое самопожертвование!
Искреннее признание Михаила глубоко растрогало девушку. Слезы душили ее. Она жалела его и в то же время гордилась им. Что касается побега из лагеря заключения, то и в этом Тася не видела преступления. Не в тыл бежал Михаил, а на фронт, навстречу новым лишениям и невзгодам. Не было бы у него и третьей вины, если бы тогда, на формировочном пункте, старший лейтенант внимательно выслушал и понял его. Это он присвоил ему чужую фамилию.
Смахнув со щеки слезы, Тася пожала руку Михаила.
– Честный и сильный ты, Миша!
– взволнованно сказала она.
– Я таким тебя всегда представляла, за это и люблю!
Михаил смутился.
– Тасенька, как же это!
– виновато проговорил он.
– Я обманул тебя, обманул суд, а ты оправдываешь. Я во всем виноват.
– Нет!
– горячо прервала она Михаила.
– Не каждый способен на такие жертвы. Молчи, Миша, молчи!
И она, не вытирая слез, припала к его груди.