Напряжение
Шрифт:
– Сейчас вам предстоит встретиться с человеком, хорошо вам знакомым. От вас требуется одно: говорить все, что вы знаете, откровенно и чистосердечно.
– Шумский улыбнулся, больше из надобности, чем по желанию.
– Задача предельно простая и легко выполнимая.
Кравцов хотел что-то ответить, но ввели Потапенко, и он осекся. Потапенко грузно сел, едва взглянув в сторону свидетеля.
– Аркадий, - позвал Кравцов, думая, что Потапенко не заметил его
– Вы, я вижу, знакомы, - сказал Шумский, наблюдая за выражением лица Потапенко. Оно было непроницаемо, глаза устремлены вниз.
–
Потапенко нехотя кивнул.
– Мне необходимо выяснить у вас одну деталь, - сказал Шумский и вынул фотографию Красильникова.
– Скажите, кто это?
Потапенко скривился, отвел глаза.
– Вы мне показываете уже в сотый раз, - проворчал он.
– Я уже сказал, что не знаю этого человека…
– А вы?
– повернулся Шумский к Кравцову.
Кравцов в замешательстве молчал; Шумский, боясь, что Кравцов сдастся и начнет говорить совсем не то, что накануне, сказал, разделяя слова:
– Вам знаком этот человек?
– Знаком… То есть, кажется, я его видел… - запинаясь, начал говорить Кравцов, с опаской поглядывая на Потапенко, который сидел, положив локти на колени и сцепив пальцы.
– Знаком? Или кажется?..
– строго спросил Шумский.
– В этих фразах большая разница.
– Знаком. Это Гоша… Кра… Красильщиков вы сказали?
– Говорите только то, что твердо знаете, - заметил Шумский.
– Значит, Гоша, фамилия вам неизвестна. Где вы его видели?
– У Аркадия…
– Ну что ты мелешь? С перепоя, наверно, не проспался?!
– вскричал Потапенко. Он резко выпрямился и ненавидяще смотрел на Кравцова.
– Когда ты мог у меня его видеть? Мало ли шляется по улице всякой шантрапы, так что, все, по-твоему, приходят ко мне?
– качнулся в сторону Шумского.
– Не слушайте вы этого пропойцу. Подонок он, бродяга, сволочь, дерьмо… Шкура продажная…
– Аркадий, - укоризненно проговорил Кравцов, уязвленный грубостью Потапенко, - это же Гоша! Помнишь, в тот вечер ты спалил чьи-то брюки? Я вошел, а ты с ним о чем-то разговаривал и забыл про утюг; спохватился, когда уже запахло паленым. Неужели не помнишь? Ты сразу выпроводил гостя, а я спросил, кто этот молодой человек. А ты сказал, что он принес тебе лицевать пиджак, ты его принял, а теперь не знаешь, как от него избавиться, больно уж он старый…
– Какой Гоша?! Какой пиджак?!
– в бешенстве кричал Потапенко; он весь трясся, ему не хватало воздуха.
– Вот этот… И вообще не надо истерик, Потапенко, спокойно, - сказал Шумский.
– Я его в первый раз вижу…
– Вот так так, - усмехнулся Шумский.
– Это уж вы перебираете. Как говорят, двадцать два… Нельзя же так бесстыдно врать. При обыске вы заявили, что это ваш пиджак, теперь вы утверждаете, что вообще его не видели. Как же так? А между прочим, еще один человек подтвердил, что это был пиджак Красильникова. Вот, почитайте показания.
Потапенко с жадностью прочел протокол допроса Назарчук и снова принял прежнюю позу: голова безвольно опустилась, кисти рук повисли над полом. Стало тихо.
– Так что же? Я жду вашего ответа, - сказал Шумский, подождав некоторое время, и опять поднял фотографию: - Знали вы этого человека?
– Может быть, и знал, - глухо проговорил наконец
«Ну вот, голубчик, всему приходит конец», - с удовлетворением подумал Шумский. Он был возбужден, и возбуждение это скрадывало страшную усталость, которую он ощущал на протяжении последней недели.
– Что значит «может быть»? Да или нет? Знали или не знали?
– Знал…
– Его имя? Фамилия?
– Гоша… Георгий Красильников. Отчества не знаю.
– Вот это мне и важно было выяснить, - сказал Шумский и кивнул Кравцову: - Вы свободны.
Бочком Кравцов прошел мимо Потапенко, не спуская с него глаз, и аккуратно прикрыл за собой дверь.
– Эта записка адресована Красильникову?
– продолжал Шумский.
Потапенко снова вскочил, прижал кулаки к груди.
– Не писал я ему записки, поверьте, не писал, не писал, не писал!
– и заплакал.
– Я вам все говорю, как есть, вы же сами видите…
– Вижу, - криво улыбнулся Шумский. Он был невозмутим.
– Кому же вы писали ее?
– Я сказал… У меня есть еще один Гоша, приятель мой, - плачущим, просительным тоном говорил Потапенко, - Гоша Кашеров, ему я и писал, ему…
Шумский не выдержал, гневно хлопнул ладонью по столу:
– Прекратите валять дурака, Потапенко! Уж если врете, то запоминайте, что врете. Совсем недавно ваш приятель носил фамилию Каширский, а теперь он стал Кашеровым. Как это понимать? Или вы сознательно издеваетесь над нами? Каширского в природе не существует. Понятно? А Кашерова, я уверен, тоже, но мы сейчас это установим.
– Шумский схватился за телефонную трубку, вызвал Изотова и попросил немедля навести справки о Кашерове.
– Вам надо было взят фамилию попроще, что-нибудь вроде Иванова, Петрова или Сидорова. Смекалки не хватило… Тогда нам пришлось бы поработать основательнее. Еще на неделю-другую оттянули бы окончание следствия. Но ведь это не меняет сути дела.
Неторопливо прошествовал к столу Изотов и сказал громко, что Кашеров в Ленинграде не проживает.
– Ну что я говорил, Потапенко? А вы льете слезы, уверяете, что даете чистосердечные показания… - Шумский успокоился, к нему вернулось благодушие; он знал, что загоняет Потапенко в угол.
– Ну давайте порассуждаем, ведь мы взрослые люди, не правда ли? Итак, мы выяснили, что вы знали Гошу Красильникова и он у вас бывал. Вы написали записку Гоше, изменив свой почерк. Ни Гоши Каширского, ни тем более Гоши Кашерова не было и нет, это ваша выдумка. А вот Гоша Красильников был, и записка оказалась имен но у него в кармане. Логичнее всего предположить, что она попала в руки адресату. Следовательно, вы писали ему. Правильно?
Потапенко молчал.
– Я вас спрашиваю: правильно?
– Правильно, - едва слышно проговорил Потапенко.
– Ну вот так-то, - сказал, вздохнув облегченно, Шумский и вытер платком влажное разгоряченное лицо.
– На сегодня хватит. А завтра продолжим. Тем для разговора у нас предостаточно, и у вас есть время подготовиться. Подумайте как следует и завтра расскажите мне, по какому поводу и зачем вы написали эту записку Красильникову. Только заранее предупреждаю: не выдумывайте, говорите правду, мы ведь все равно ее установим, а вам запирательство пойдет только во вред…