Наши за границей
Шрифт:
— Спятъ тамъ вс, что-ли? — проговорила она. — Но вдь всего еще только одиннадцать часовъ.
Она позвонила въ четвертый разъ. Въ корридор послышались шаги и ворчанье, потомъ стукъ въ дверь и въ комнату заглянулъ старикъ-хозяинъ. Онъ былъ въ бломъ спальномъ колпак, въ войлочныхъ туфляхъ, въ ночной сорочк и безъ жилета.
— Qu'est-ce qu'il y a? Qu'est-ce qu'il y a? Qu'avez vous donc? — удивленно спрашивалъ онъ.
— Hy вулонъ буаръ дю тэ… Апорте ля машинъ дю те, ле тасъ е ля тэйеръ. Э анкоръ ле бутербродъ, — отнеслась къ нему Глафнра Семеновна.
— Comment, madame? Vous voulez prendre d h'e? Mais la cuisine est ferm'ee d'ej`a. Tout le rnond est couch'e… Il est onze heures et quart.
—
— Что-жъ, Глаша, тогда мы бутылочку красненькаго съ водицей выпьемъ, — отвчалъ тотъ.
— Чтобъ я вамъ еще дома позволила пьянствовать? Нм за что на свт! Лучше ужъ вонъ холодной воды изъ графина напьюсь.
— Да какое-же тутъ пьянство, ежели красненькое вино съ водицей!..
— Молчите.
Старикъ-хозяинъ, видя такіе переговоры насчетъ чаю и замчая неудовольствіе на лиц постояльцевъ вообразилъ, что Глафира Семеновна, можетъ быть больна, хочетъ лчиться чаемъ, какъ вообще имъ только лчатся французы, и спросилъ:
— Etes-vous malade, madame? Alors…
— Какъ маладъ? Команъ маладъ? Здорова, даже очень здорова. Я сть хочу. Же ве буаръ е манже. Нельзя дю тэ, такъ апорте муа дю пянъ, дю беръ е де вьяндъ фруа. Же демандъ фруа. Ля кюзинье ферме, такъ апорте муа фруа. Ля вьяндъ Фруа…
— C'est impossible, madame. А pr'esent nous n'avons point de viande
— Какъ? И де вьяндъ фруа нтъ? Какой-же посл этого у васъ готель пуръ вояжеръ, ежели даже холоднаго мяса нтъ! Ну, ли вьяндъ нельзя, такъ фромажъ. Фромажъ и пянъ бланъ.
— Seulement jusqu'а neuf heures, madame, mais а pr'esent il est plus de onze heures, madame.- развелъ руками старикъ-хозяинъ.
— Только до девяти часовъ, видите-ли, можно что-нибудь състное получить, — опять взглянула Глафира Семеновна на мужа. — Ну, гостинница!
— Просто шамбръ-гарни здсь, — отвчалъ Николай Ивановичъ и прибавилъ:- Спроси бутылочку краснаго-то вина. Красное вино наврное ужъ есть. Ежели и кухня заперта, такъ вдь его ни варить, ни жарить.
— Понимаешь ты, я уже спрашивала холоднаго мяса и сыру — и то нтъ.
— А красное вино наврное есть. Французы его походя трескаютъ. Венъ ружъ, монсье… Апорте венъ ружъ, можно? — обратился Николай Ивановичъ къ хозяину.
Тотъ пожалъ плечами и отвчалъ:
— Oui, monsieur. Je vous procurerai…
— Видишь, видишь! Красное вино есть-же!
— Но вдь это только пойло. А я сть хочу. Понимаешь ты — сть! — раздраженно сказала Глафира Семеновна.
— Ну, такъ булки спроси, ежели ничего нтъ. Красное вино съ булочкой отлично!
— Же не манже, монсье, — опять обратилась къ хозяину Глафира Семеновна. — Ну, ле венъ ружъ. Бьенъ. И апорте муа хоть дю пянъ блянъ. Же не супе.
— Oh! que c'est dommage, que nous n'avons rien pour vous donner а manger, madame, — отвчалъ хозяинъ, покачавъ головой.- Mais du vin et du pain je vous apporterai tout de suite. Une bouteille [16] ? — освдомился онъ
16
Какъ это жалко, что у насъ ничего нтъ, что бы дать вамъ покушать, мадамъ; но вина и хлба я вамъ сейчасъ принесу. Одну бутылку?
— Де…
— Нонъ, нонъ. Энъ… Селеманъ энъ, — подхватила Глафира Семеновна и строго сказала мужу:- Не дамъ я теб напиваться! Хозяинъ недоумвалъ.
— Une bouteille ou deux? — спрашивалъ онъ.
— Энъ, энъ… — показала одинъ палецъ Глафира Семеновна.
Хозяинъ удалился и черезъ минутъ десять принесъ на поднос бутылку краснаго вина, два стакана, большой кусокъ хлба, кусочекъ масла и полдюжины персиковъ, прибавивъ:
— Voil`a, madame, c'est tout ce que nous avons `a pr'esent. Bonne unit, madame [17] ,- раскланялся онъ и исчезъ.
Глафира Семеновна принялась намазывать масломъ почерствлый уже съ утра хлбъ и съ горестью воскликнула:
— И это въ Париж должна я такъ ужинать, въ город, который славится всякой дой, откуда къ намъ въ Россію разные знаменитые повара дутъ. Ну, смотрите: черствый хлбъ, какое-то горькое масло, помятые персики.
— Должно быть, здсь въ Париж не ужинаютъ, что-ли, — отвтилъ Николай Ивановичъ. — Вдь и у насъ есть такіе города. Про калужанъ вонъ говорятъ, что калужане тоже не ужинаютъ, а подятъ, да такъ и спятъ.
17
Вотъ все, мадамъ, что у насъ нашлось. Доброй ночи.
— Глупыя и пьяныя остроты. Молчите!
— Да что ты сердишься-то, Глаша! Красненькое винцо есть, хлбъ есть — ну, и слава Богу.
— Это вамъ, пьяниц, лестно красное вино, а я чаю хочу. Нтъ, при этихъ парижскихъ порядкахъ завтра надо непремнно спиртовую лампу себ купить, спирту и жестяной чайникъ. Скипятилъ на ламп воду, заварилъ чай — и чудесно. Да не забыть-бы завтра булокъ и закусокъ на ночь купить.
— Какъ-же ты будешь завтра покупать закуски, ежели ты даже не знаешь, какъ закуски по-французски называются? Вдь ужъ давеча въ ресторан стала втупикъ.
— Въ словар справлюсь.
Поужинавъ хлбомъ съ масломъ и персиками, Глафира Семеновна запила все это краснымъ виномъ съ водой и легла спать. Николай Ивановичъ допилъ остатки краснаго вина и тоже начатъ укладываться.
ХХXVIІ
Ночь въ гостиниц была проведена Николаемъ Ивановичемъ и Глафирой Семеновной безъ приключеній. Утромъ вышелъ маленькій инцидентъ съ чаемъ. Самовара въ гостинниц не оказалось, хотя о существованіи «машинъ де рюссъ», какъ называла его Глафира Семеновна по-французски, и знали. Напиться чаю супругамъ, однако, хотлось. Они потребовали чайникъ. Коррадорный слуга, явившійся и сегодня на зовъ, какъ вчера въ рваномъ замасленномъ пиджак, стоптанныхъ туфляхъ и въ четрехугольномъ колпак, сдланномъ изъ толстой писчей бумаги, принесъ вмсто чайника жестяной кофейникъ. Обругавъ его по-русски дуракомъ, Глафира Семеновна положила въ жестяной кофейникъ своего чаю и просила налить кипяткомъ, называя кипятокъ «ло шодъ». Слуга налилъ кофейникъ теплой водой. Явился чай совсмъ ненастоявшійся, который совсмъ и пить было нельзя. Даже чайные листочки не распустились. Слуга на этотъ разъ былъ обозванъ по-русски, кром дурака, и дубиной. Глафира Семеновна вылила при его глазахъ чай изъ кофейника въ умывальникъ и, засыпавъ вновь сухого чаю, заглянула въ лексиконъ и сказала слуг: