Нашла коса на камень
Шрифт:
— Пріятное! — трагически восклицаетъ она; но, опомнившись, продолжаетъ нсколько спокойне: — Я и сама бы пріхала, незачмъ было посылать за мной, какъ за какимъ-нибудь капризнымъ ребенкомъ.
— Пріхала бы? — равнодушно повторяетъ онъ:- но все же лучше было обезпечить себя, по крайней мр, Бернетъ такъ говорилъ — это была его мысль.
— Его мысль! — съ досадой повторяетъ она;- а съ чего онъ выдумалъ имть какія бы то ни было мысли на этотъ счетъ?
— Спроси его, — капризно отвчаетъ больной. — Если желаешь кому-нибудь сдлать сцену по этому поводу, пожалуйста избери
— Считаю это дйствительно невроятнымъ, — тихимъ и нетвердымъ голосомъ отвчаетъ она. — Но, хотя я не умю забавлять, а все же, можетъ быть, могу быть полезной. Позволите попытаться?
— Боже милостивый! нтъ, — сказалъ онъ съ тономъ крайняго раздраженія, — позволь просить тебя и не пробовать. Ничто въ мір не могло бы мн быть непріятне. Неужели ты вообразила, что я послалъ за тобой, чтобъ ты длала мн постель и варила аррорутъ? Если это такъ, пожалуйста разочаруйся.
Она не отвчаетъ, да и что на это отвтить?
— Еслибъ ты могла разсмшить меня! — продолжаетъ онъ, — разсказавъ какой-нибудь оригинальный скандальчикъ, какое-нибудь «bon mot»! Ахъ, — оборвалъ онъ себя и сердито отбросилъ голову на подушку: — вотъ, вотъ чмъ нехорошо долго жить, что тысячу разъ переслушаешь вс остроты, какія когда-либо были сказаны.
Блдный лучъ солнца прокрался сквозь полу-спущенныя занавсы и упалъ на его больное и капризное лицо. Сердце Джильяны переполнилось состраданіемъ,
— Боюсь, что не знаю никакихъ забавныхъ исторій, — кротко отвчаетъ она;- но если хотите, я могу вамъ почитать что-нибудь — серьезное.
Минутное молчаніе. Больной приподнялся и теперь сидитъ, подперши блдное лицо исхудалой рукой.
— Благодарю, — говоритъ онъ съ насмшливымъ поклономъ, — ты очень добрая двушка, я чрезвычайно горжусь такой дочерью; но долженъ теб признаться, что не особенный охотникъ до пасторовъ въ юбкахъ. Я слышалъ, что въ ближайшей церкви очень усердное духовенство: еслибъ мн понадобились услуги этихъ господъ, можешь быть уврена, что я пошлю за ними. Умешь ты читать по-французски?
— Немножко.
— Попробуемъ, — съ нкоторымъ оживленіемъ проговорилъ больной, указывая дочери на столъ, покрытый иностранныии журналами, газетами, романами.
Чтеніе начинается. Познанія Джильяны по части французскаго языка не превосходятъ поананій большинства молодыхъ англичанокъ; къ довершенію бды ей попался газетный фельетонъ, переполненный драматическимъ, артистическимъ и литературнымъ «argot» нашихъ дней, намеками на жизнь парижскихъ клубовъ и театровъ, совершенно непонятными для людей непосвященныхъ. Она прочла столбца полтора, точно попугай, и наконецъ ршилась спросить у своего безмолвнаго слушателя: какъ ему нравится ея чтеніе?
— Чрезвычайно, — отвчаетъ онъ съ иронической улыбкой; выговоръ у тебя несравненный, и ты, очевидно, ничего не понимаешь, но если не считать этихъ мелочей, лучшаго и желать нельзя.
Бдная импровизированная лектриса ожидала похвалъ. Она сердито кладетъ газету на столъ и покраснвъ, замчаетъ:
— Дома всегда находили, что у меня
— Неужели? — отзывается отецъ, приподнявъ брови, съ холодной, цинической усмшкой.
— Фрейлейнъ Шварцъ, гувернантка моихъ кузинъ, всегда говорила, что приняла бы меня за француженку, не знай она, что ф англичанка.
— Право? бдная фрейлейнъ.
— Продолжать? — довольно добродушно спрашиваетъ Джильяна.
— Довольно на сегодня, — отвчаетъ больной съ легкимъ, злобнымъ смхомъ. — Хорошенькаго понемножку. Надо что-нибудь оставить и на завтра. А теперь извини откровенность больного: я буду очень радъ, если ты оставишь меня.
Съ этими словами онъ указываетъ рукою на дверь, и она, съ полными слезъ главами и низко опущенной, блокурой головкой, поспшно выходитъ изъ комнаты. Куда двалось ея пресловутое вліяніе на всхъ окружающихъ?
Посл этого знаменательнаго свиданія прошло два дня. Джильяну опять забыли, отецъ даже не требуетъ ее къ себ. Ни разу не выходила она изъ дому изъ боязни не быть на лицо, когда ее позовутъ. Наконецъ, настаетъ желанная минута, за ней посылаютъ сидлку; но и за этотъ разъ она выноситъ мало отраднаго изъ свиданія съ отцомъ. Старикъ избралъ ее мишенью своихъ насмшекъ, онъ какъ будто усердно ищетъ случая оскорбить, унизить ее. Бернетъ, сжалившись надъ нею, совтуетъ ей пойти прогуляться, она, какъ всегда, принимаетъ слова его очень недружелюбно, но нжный родитель, узнавъ въ чемъ дло, приказываетъ ей исполнить совтъ доктора, остроумно замчая, что сидя взаперти она можетъ испортить свой цвтъ лица, а женщина съ дурнымъ цвтомъ лица то же, что прошлогодній календарь. Нечего длать, приходится сдлать видъ, будто повинуешься. Бдная узница возвращается въ библіотеку и принимается за книгу, оставленную при появленіи сидлки. Но ей не читается, на душ слишкомъ тяжело, она ради развлеченія смотритъ въ окно; дверь быстро отворяется, и Бернетъ входитъ.
— Здсь и огня нтъ, что это значитъ?
— Мн не холодно, — отвчаетъ она, хотя посинлое лицо говоритъ противное.
— Вы такъ и не выходили?
— Нтъ, не имла ни малйшаго намренія.
— Отчего? вамъ это было бы полезно.
— Не хотлось, — надменно отвчаетъ она, — да я и не признаю за вами права мн приказывать.
— Какъ съ вами должно быть тяжело жить, — говоритъ онъ точно про себя, пристально и почти съ состраданіемъ глядя на нее.
— Никто никогда мн этого не говорилъ! — восклицаетъ она въ ужас. — Съ какого права вы, совершенно посторонній человкъ, выступаете противъ меня съ такимъ обвиненіемъ?
— Сужу о васъ потому, какой васъ видлъ, — невозмутимо отвчаетъ онъ, — всегда невжливой, совершенно неблагоразумной.
— Зачмъ привезли вы меня сюда? На что я вамъ? Какое могло быть у васъ побужденіе? было же оно, но какое?
Онъ задумчиво смотритъ на нее.
— Побужденіе у меня было, отвчаетъ онъ;- но вы, по причинамъ извстнымъ только вамъ, такъ сильно предубждена противъ меня, что не поврите, еслибъ я и сказалъ вамъ. Когда, нибудь узнаете.
— Полезна я, пріятна здсь кому-нибудь? — продолжаетъ она. — Ухаживаю я за нимъ, облегчаю хоть сколько-нибудь сидлку?