Не измени себе
Шрифт:
Выехали минут через пятнадцать. Дорога заняла около часу. Подъехали к закрытым воротам. Шофер три раза проквакал клаксоном, и створки ворот начали медленно расползаться в стороны…
Женя увидела мать сидящей за большим письменным
столом. Она что-то быстро писала. Но вот мама подняла голову и вскрикнула. Плача, они прижались друг к другу.
— Женечка! Девочка моя! Ненаглядная моя! Кровиночка! Какая ты стала… —
— Ой, мама! Мамочка! Миленькая!.. Если бы ты знала!..
Если б только знала!..— захлебывалась Женя в рыданиях, словно какую плотину открыли в ее душе, и все накопившееся вырывалось слезами.
Они перебивали друг друга, говорили и говорили, и обе
беспрерывно плакали. А Голубев в это время стоял неподалеку, переминался с ноги на ногу и не решался вставить хотя бы слово.
— Софья Галактионовна,— наконец обратился он к матери,— я заеду за Женей ровно через три часа.
— Как через три? — испугалась мать.— Может, Женя переночует здесь?
— К сожалению, нельзя. Завтра у вас каждая минута на счету.
— Спасибо и за эти три часа,— ответила мать.
— Не прощаюсь,— Голубев поспешно вышел.
Женя заторопилась, она рассказывала матери о Романе, о его банде, не скрывала даже мелочей.
Но особенно много она говорила тогда о Борисе Дроздове.
— Дроздов! Дроздов! Подожди-ка! — Софья вытерла слезы, подошла к столу, выхватила из стопки бумаг номер газеты.— Здесь тоже о Дроздове. Не этот ли?
— Это он, мамочка. Он!
— Хороший парень. Внешне, во всяком случае. Если это все правда, что о нем пишут, везучая ты у меня, Женя. С таким не пропадешь.
— А я его, мамочка, первое время за милиционера принимала,— улыбалась сквозь слезы Женя.
— Почему у тебя сейчас-то такое предубеждение против милиции? Туда отборные люди идут.
— Ох, мама! Ты же знаешь, что мне напел Роман: дочь кулака, Соловки, Сибирь…
— Твой отец не был раскулачен, поэтому он и не значится в списках как кулак.
— Но где же он? Что с ним?
— Отца нет. Нет у тебя, Женя, и дома. Дом сгорел, отец погиб во время пожара.
Женя побелела, прижала ладони к щекам.
— Как же так?!
— Не имею о том понятия,— сухо ответила Софья.
— Почему же его не спасли? Бедный… — Женя опять заплакала.
— Тебе жаль его? Добрая ты, незлопамятная душа,— мать ласково погладила Женю по голове.— Он никогда не жалел и не любил нас с тобой, от меня хотел избавиться. Ты же знаешь, сколько я провалялась в больнице.
— А это разве не бандиты напали?
— Нет, не бандиты. Прошу тебя, никогда больше не будем об этом говорить… Я хочу, чтобы ты, Женя, всегда помнила о своем деде. Он был достойным человеком на земле, революционером. Пусть эсером, пусть заблуждался, но в конце жизни честно исправил свою ошибку, стал большевиком…
– У тебя тоже все налаживается. Жаль, что не буду на твоей свадьбе,— говорила, прощаясь, мать.— Семья — это главная поддержка в жизни…
…Обо всем этом с щемящей грустью думала сейчас Женя. Мать далеко, ей не расскажешь о случившемся. Все предстоит решать самой. Все, все!
— А как же теперь с Борисом? — сказала она вслух. Сашка опешил. И все же до него дошло, он наконец-то ясно ощутил радость победы.
— Борису, Женечка, бог подаст,— вдруг захохотал он.
2
Весть о том, что Женя Пухова вышла замуж за Сашку Михеева, всех словно громом поразила. Слухам не хотели верить.
А между тем все текло своим чередом. Из общежития Женя ушла тайно, не простившись с подружками,— переселилась к Михеевым. На свадьбу молодые никого из прежних знакомых не пригласили. Да и была ли вообще свадьба? Даже Тамара, принимавшая дела мастера у Екатерины Михайловны, не посмела спросить. На лице у Михайловны — непроницаемая маска.
Но в последнюю минуту все-таки дрогнула Михайловна, вцепилась в Тамару, разрыдалась.
— Господи, за что наказанье такое на меня свалилось?!
Тамара не ответила: она-то знала за что — за безрассудную любовь к сыну…
— Куда теперь-то? — только и спросила Тамара.
— Повысили. В начальницах ходить буду,— но где — так и не сказала.
Черную весть Борису решилась сообщить Тамара. Она встретила его у проходной: вышел, как всегда, сосредоточенный, внутренне подобранный, только какой-то серый. Энергично зашагал по тротуару. Она догнала. Не здороваясь, молча взяла под руку. Борис, не сбавляя шага, глянул на нее, улыбнулся краешком губ.
— А, Тамара? Упустила своего Сашку?
Тамара едва не споткнулась от неожиданности. Знает
уже. Откуда, от кого? А она-то приготовила целую успокоительную речь.
— Мы, по-моему, оба пострадали, Боренька? — сказала она.
По тому, как на минуту дрогнуло и исказилось лицо Бориса, Тамара поняла, что сказала нехорошо. Совсем ведь с другим шла…
И вдруг неожиданно для себя разревелась. Борис остановился, сжал сильнее ее ладонь, но тут же двинулся вперед, увлекая за собой. Он не сказал ни слова. И слезы у нее все текли. Она ничего не могла с собой поделать, но плакала теперь молча, без всхлипываний.