Небо в огне
Шрифт:
– Само собой, - усмехнулся хеск. – Да, умеешь ты чудить… Ваши старшие до такого ввек не додумаются. Вот, возьми – пригодится.
Изыскатель удивлённо посмотрел на тонкий длинный осколок тёмно-бурого стекла, с одного конца обёрнутый затёртой кожей.
– Что это такое?
– Проколка, - ответил Глорн, заглядывая в тощий поясной кошель. – Обсидиан из Ал-Асеги. Сам подобрал у гейзера. А, всё в порядке, вот вторая… Это для кровопусканий, знорк. Мою шкуру шипом Ицны не проткнёшь.
– Жертвенный нож Всеогнистого?! – восторженно выдохнул Алсек. – Вот это вещь… Глорн, ты не сомневайся –
– Хэ, - отмахнулся хеск. – Призови Древнего Владыку, знорк. Если я это увижу и останусь в живых – можешь оставить проколку себе. А в Нэйн не лезь – оттуда добра не дождёшься.
…Навменийский Маг Огня сидел на краю помоста, разминая пальцы, и терпеливо дожидался сумерек. Чуть поодаль кимея задумчиво посвистывала на флейте, её сородич сосредоточенно копался в заплечной суме, переполненной свитками. На помосте ярко раскрашенный воитель теснил толпу причудливых чудовищ, и крохотные молнии сверкали над ним, - и Алсеку с трудом верилось, что это лишь деревянные куклы. Жители толпились вокруг, свисали с крыш и выглядывали из окон, и жрец видел, что рядом с горожанином на углу дома лежит на мягком коврике разукрашенный череп. Почитаемые предки выглядывали из стенных ниш, таращились пустыми глазницами из окон, один житель даже вынес родича на руках и теперь шипел на всех вокруг, чтобы священную кость не раздавили. Изыскатель почтительно склонил голову и окропил череп жертвенным ицином.
– Ох и везёт же нам друг на друга… - покачал головой Кинти Сутукку, поправляя заляпанную жиром налобную повязку. Он стоял у шкворчащей жаровни и подсовывал в неё нанизанных на палочки микрин. Листья Нушти и порезанная мякоть меланчина кипели вместе, обмениваясь соком, и Кинти едва успевал плескать на них подливу. В чане, пахнущем рыбой и водорослями, ещё оставалось немало жижи, но до вечера – Алсек точно знал – её не хватит. Никогда не хватало.
– Кинти, блюдо опустело, - напомнил изыскатель, наполняя огромную чашу и разливая ицин пополам с водой по чашкам и кубкам жителей. Много лилось на землю, и никто не жалел об этом, - на щедрые жертвы Чарек, Кетт и Зген ответят обильными дождями и щедрым урожаем…
– Несу-несу, - отозвался жрец, подцепляя печёные листья и бросая на огромное блюдо. – Ракушки и водоросли, сладкий меланчин! Во славу Хелана, победившего мрак, во славу сыновей Згена и дочерей Великого Змея!
Жители радостно завопили – на помосте поверженные чудища провалились под настил, и воин-победитель поднял два клинка к нарисованному небу. «Вот так оружие!» - хмыкнул про себя Алсек. «Совсем как у северянина, с которым дружен Нецис… у Фрисса с Великой Реки.»
– Вы издалека? – шёпотом спросил он, вглядываясь в темноту под навесом. Тот, кто управлял куклами, на глаза не показывался, - Алсек пришёл уже к закрытому шатру.
– Из Тенны, - послышалось из тьмы.
– Выпейте чашу за скорый ливень и прорастающие семена! – изыскатель подсунул сосуд под полог. Оттуда послышался смешок.
– Непременно, юный жрец. А еды не найдётся ли?
Где-то на востоке протяжно и заунывно пропела флейта, и её голос легко пробился сквозь гомон жителей, треск жира и несвязные песни с крыш. Ледяная лапа погладила Алсека по спине, и он замер, глядя на север.
– Дом дождей ожидает
«Почтенный Ксарна…» - Алсек стиснул зубы и молча рванулся в толпу.
Кинти успел подхватить его, не дал окунуться в кипящий жир. Кожаный шнурок, свисающий с пояса жреца, неведомо как намотался на балку помоста – и Алсек растянулся на земле, опрокинутый мощным рывком. Отодвинувшись от жаровни, он отцепил ремешок от помоста и потрогал подвешенный к нему коготь в бронзовой оправе. На мгновение ему показалось, что подвеска дымится.
– Куннаргаан? Ты здесь? – еле слышно спросил Алсек. – Не хочешь, чтобы я шёл туда?
Он плеснул на коготь немного ицина.
– Пусть каждая капля в доме солнца станет полной чашей, Куннаргаан, - прошептал он. – Пей и забудь о тревогах.
Жители рекой текли по улицам, и у каждого помоста кружился людской водоворот. Иногда к блюдам тянулись красные чешуйчатые лапы, иногда – жёлтые, и Алсек вздрагивал, поднимая взгляд, но ни один из иприлоров-гостей не был ему знаком. Где гулял Хифинхелф, он не знал, - ящер обещал присмотреть за Аманкайей и Койлор, чтобы в толпе их не затоптали, так что Алсек надеялся, что в доме он сидеть не станет. Изыскатель не успел поговорить с ним на рассвете – ещё затемно встал на пост – но помнил, что с вечера Хифинхелф был мрачнее зимнего неба.
– Хаэй! Расскажи о войне богов! – протиснулся к помосту потрёпанный, но очень довольный житель. – Расскажи, как огонь воевал со льдом, а вода ему помогала!
– И о строителях гор расскажи, - сел у помоста другой горожанин. – Мой брат станет Магом Земли, пусть он послушает! Хаэ-эй! Куда ты удрал?!
Кимея, укутанная в многоцветные накидки, вглядывалась в пёстрые значки на свитках. Трое смуглых и круглолицых хелов сидели на углу помоста и потягивали неразбавленный ицин, смешивая его со сладким финиковым вином – темарином. Предлагали и Алсеку, но он сослался на законы, суровые к жрецам.
– А кумана сегодня не зажарят, - вздохнул Кинти, дожёвывая кусок меланчина. – Мог бы наместник выделить храму хотя бы одного! Боги бы не обиделись…
Алсек нахмурился, но ничего не ответил. Где-то на востоке тоскливо пели флейты. Изыскатель шмыгнул носом, загоняя поглубже непрошеные слёзы, посмотрел на темнеющее небо.
– В доме дождей ждали тебя, и вот ты на пороге, - прошептал он срывающимся голосом. – Вспомнишь ли ты нас, живых, когда наденешь кольчугу из серебра?
Прохладный ветер с реки коснулся его лица, и Алсек вздрогнул. Откуда-то тянуло мокрой землёй, умытыми травами и рыбьей чешуёй.
Тростниковый навес незаметно разобрали, и фонтаны огня взлетали над перекрёстком беспрепятственно, осыпая толпу многоцветными искрами. Кимеи перебрались на крышу вместе с флейтами и колокольцами. Высоко в небе с края на край метались огромные огненные шары – те, кто перебрасывался ими, скрылись во тьме, и только изредка пролетающий сгусток пламени высвечивал перепончатое крыло или золотую чешую на броне. Во дворах пили и пели, Алсек слышал из каждой подворотни сбивчивые голоса и смех. Жаровни у водяного поста давно опустели и остыли, и Кинти Сутукку спрятал их за водоводом.