Небо за нас

Перунов Антон

Так уж случилось, что первой к вражеской дальнобойной батарее вышла именно его рота. Внимательно осмотрев вражескую позицию, успевший набраться опыта в прошлых боях Федор сразу отметил, что артиллерийская прислуга состоит из британских моряков, а значит это и есть та самая «зловредная» батарея, державшая под обстрелом за счет своей дальнобойности огромное пространство от бастионов на Сапун-горе до предместий на Корабельной стороне. Правда особой точностью эти новейшие орудия похвастаться не могли, ведя огонь главным образом по площадям, от чего часто гибли навещавшие своих родных мирные жители.

—

Вот и посчитаемся, — криво усмехнулся мичман и отдал приказ первому взводу залечь, а второму во главе со старшим унтером Нечипоренко обойти противника с другой стороны.

— Первыми бить по пехоте. Делаем залп и сразу вперед, — негромко передал мичман приказ по цепи своих залегших на снегу бойцов.

Убедившись, что все приготовления окончены, Федор приложился к своему «шарпсу» и прицелился в рослого офицера с лошадиными лицом. В отличие от разгорячившихся в пылу боя матросов, этот англичанин вел себя абсолютно спокойно и даже немного высокомерно. Внимательно следя за своими подчиненными, он, если надо проверял прицел, после чего с нарочитой ленцой махал зажатым в руке стеком, командуя залп. Неподалеку от него стоял и пехотный лейтенант, командовавший шотландскими хайлендерами.

Полсотни саженей для такого стрелка как Тимирязев не расстояние. Задержав дыхание, мичман собрался было уже спустить курок, как вдруг одна из вражеских пушек разорвалась, убив или покалечив разом с полдюжины обслуживающих ее канониров и разогнав остальных. Офицер с лошадиным лицом, все же уцелел, однако растерял при этом всю свою важность и невозмутимость.

А вот командиру шотландских стрелков «повезло» гораздо меньше, поскольку один из осколков начисто снес ему голову. Вдобавок ко всему, подчиненные Федора решили, что не расслышали из-за взрыва команду и дали по англичанам нестройный залп. Отчего всю поляну тут же заволокло ружейным дымом.

— Вперед! — скомандовал раздосадованный этими событиями мичман и выбежал вперед, слыша, как за ним бухают по замерзшей земле сапоги его подчиненных. Их порыв поддержали огнем зашедшие во фланг неприятелю стрелки во главе с унтером.

Уцелевшие артиллеристы и без того испуганные взрывом даже не подумали сопротивляться и просто подняли руки. Их командир попробовал было схватиться за шпагу, но после контузии никак не мог нащупать ее эфес, а получив удар прикладом в живот, упал на грязный от порохового дыма снег и успокоился. Охранявшие батарею «Королевские горцы» так же не стали искушать судьбу и подняли руки, из-за чего «зловредная» батарея оказалась захвачена, практически без потерь со стороны атакующих. Правда, одно из трех новейших пушек с овально-винтовальной сверловкой оказалось уничтожено, но зато оставалось два других. А за это, как ни крути, полагается орден Святого Георгия!

— Ваше благородие! — внезапно обратился к мичману унтер, показывая на развернувшуюся перед ними картину сражения. — Гляньте, как давят наших. Вот бы их поддержать?

— Да я разве против, — развел руками офицер. — Да только чем?

— Так вот пушки-то! — хитро улыбнулся подчиненный.

— А ты с ними разве управишься?

— Тю! Англичане тогда на что?

— Разорвет еще, — поежился, припомнив последствия недавнего взрыва Тимирязев.

— А зачем нам с ними близко стоять? Найдется кому запал дернуть, —

предложил Нечипоренко, отправляясь к испуганным пленникам.

И хотя ни он с командиром, ни кто другой в их роте не знали ни слова по-английски, хитрый уроженец Полтавы сумел-таки объяснить английским морякам, что от них требуется и для верности показал свой бебут. Этот аргумент оказался решающим, и вскоре захваченная батарея открыла огонь по английским же войскам.

Вскоре после Балаклавского сражения мичман Тимирязев был представлен не только к кресту, но и производству в следующий чин, а я лично подарил ему золотые часы с дарственной надписью. Нечипоренко же получил еще один знак отличие военного ордена, произведен в старшие унтер-офицеры, а после войны получил от казны небольшой участок земли под Севастополем, на котором построил дом.

В отличие от двух старших братьев, великий князь Михаил не получил перед сражением никакого отдельного отряда, оставшись в распоряжении начальника Севастопольского гарнизона. Не желая остаться праздным, он отправился на укрепления, объехав один за другим IV, V и VI бастионы, интересуясь при этом главным образом тем, что происходило на вражеской стороне. Так что, когда Канробер оценил в полной мере грозящую его союзникам опасность и приказал послать им помощь, это не осталось незамеченным.

— Прикажите немедленно открыть огонь по противнику, — велел коменданту Михаил. — И пошлите ординарцев к соседям, чтобы сделали то же самое. После чего вызовите пехоту. Пусть пройдут так, чтобы их заметили. И самое главное, пусть непрерывно грохочут барабаны!

— Ваше императорское высочество собирается атаковать неприятеля? — ужаснулся сопровождавший его обычно флегматичный адмирал Панфилов, — Но ведь у нас для этого совершенно нет сил!

— Это мне известно, — сухо отозвался продолжавший разглядывать позиции противника великий князь. После чего резко повернувшись пояснил. — А вот французы об этом не ведают, так пусть ждут!

Затеянная Михаилом демонстрация имела большой успех. Перепугавшийся возможного нападения Канробер вернул уже построенные колонны в свой лагерь. Где они напрасно ожидали казавшегося им неминуемым нападения, в итоге, так и не вступив в бой, и не оказав Раглану никакой помощи.

Впрочем, совсем без подмоги англичане не остались. Прикрывающий от возможного обхода правый фланг союзников Обсервационный корпус Боске недолго стоял без дела. Опираясь на устроенную на Семякиных высотах линию редутов, французы могли не опасаться фронтального удара. Убедившись, что в бой вступили только части IV корпуса Липранди, не подозревавший о скором падении Балаклавы французский генерал решился нанести по атакующему противнику фланговый удар.

Правда, для этого нужно было сначала собрать свои изрядно подмерзшие войска и заручиться поддержкой Сулейман-паши, чтобы его аскеры заняли на время оборону в сооруженных французами для себя номерных редутах, что оказалось совсем не просто. Хорошо знавшие о том, какие повреждения нанес ураган лагерям англичан и французов, турки вовсе не стремились покидать свои палатки. И двинулись на смену французам лишь после того, как разгневанный османский военачальник пригрозил неторопливым подчиненным расстрелом.