Неизбранная дорога

Фрост Роберт

РОДИНА

На склоне светлом и крутом Отец себе поставил дом. Забор вокруг соорудил, Родник нашел и склон обжил. Но главной из его затей Явилась дюжина детей. Горе была день изо дня Забавна детская возня. Гора сама была порой Скорей ребенком, чем горой. Теперь, наверное, она Забыла наши имена. И вырос темный лес взамен Тех, кто сошел с ее колен. Перевод Б. Хлебникова

ДВЕРЬ ВО ТЬМЕ

На ощупь я ночью по дому прошел, Ловя, как слепой, еле слышные звуки, Я шел осторожно, но, видимо, руки Пошире, чем надо, при этом развел, Не видя, что дверь приоткрыта, впотьмах, И дверь между рук прямо в лоб мне - шарах!
– Да так, что едва устоял на ногах! Должно быть, и правда привычная связь Людей и вещей в наши дни пресеклась. Перевод Б. Хлебникова

НОША

Пустяк порою выпадет из рук. Нагнешься

подобрать его, и вдруг Нечаянно упавшему вослед Вниз полетит еще один предмет, И поползет тихонько ноша, вся Из рук твоих рассыпаться грозя, Поскольку она слишком тяжела И слишком велика тебе была. Тогда, прижав ее к своей груди, Растерянно ты сядешь посреди Своей дороги, чтоб потом опять Все подобрать и заново поднять. Перевод Б. Хлебникова

ЧТО СКАЗАЛИ МОИ ПЯТЬДЕСЯТ

Учитель мой был стар, а я был мал. В холодной форме огненный металл Затвердевал. Меня учил старик, Чтоб у него я прошлое постиг. Теперь я стар, зато учитель молод. На переплавку слиток мой расколот. Учусь у юных. Я теперь у них Грядущего прилежный ученик. Перевод Б. Хлебникова

МЕДВЕДЬ

Медведь облапил деревце, и грубо Прижал к себе, и вишни, словно губы, Как будто на прощанье целовал... И ветви в небо отпустив, упал, Спихнул валун из каменной ограды, И покатившись вниз, на дно оврага, Задел колючей проволокой бок, Оставив на колючках шерсти клок. Так, вольно двигаясь сквозь лес зеленый, Медведь гуляет, клеткой не стесненный. В просторном мире славно жить зверям - Во всей Вселенной тесно мне и вам. Мы как медведи в узкой клетке бродим, Весь день в бессильной ярости проводим, Не отдыхая, шаркая, стуча, Зачем-то нерешительно мотая, Башкою от плеча и до плеча... Закрыв глаза и морду задирая, Садимся на фундаментальный зад, И в небо мутные глаза глядят. То в звездах роемся, то в микромире, Надеясь, что пространство станет шире. Труд безнадежен, но зато упрям. Ну как еще не надоело нам В экстазе, вряд ли искреннем, качаться, То с тем, то с этим греком соглашаться, Когда нам начинает вдруг казаться, Что в нем-то мы сумели разобраться... И все равно, ты хоть броди, хоть стой - Вид трогательный, жалкий и пустой. Перевод Василия Бетаки

ЯЙЦО И ПАРОВОЗ

Он с ненавистью рельсу пнул. И вдруг В ответ послышался далекий стук, Как будто впрямь - по рельсам лишь ударь, И оживет на них стальная тварь. Ему хотелось выломать дубину, Чтобы свалить железную махину Иль рельсу выгнуть, чтобы под откос Сам полетел проклятый паровоз. Он захотел... да только поздно. Разом Далекий стук колес сменился лязгом. Пришлось посторониться. Слава богу, Не то бы паром обварило ногу. Громада налетела. В тот же миг Хаос и грохот заглушили крик, Проклятья бесполезные. Потом Вновь воцарилась тишина кругом. Бедняга же понурился в тоске И разглядел внезапно на песке След черепаший - точки и черта: От ножек след и от ее хвоста. Он поискал другие отпечатки И обнаружил черепашью кладку. Яйцо в гнезде, совсем как у пичуг, Да не одно, а целых девять штук Лежат, как девять маленьких торпед, Для маскировки взяв песочный цвет. "Теперь попробуй сунься!
– крикнул он Притихшей дали.
– Я вооружен. И новому железному маразму В глаз запущу вот эту протоплазму!" Перевод Б. Хлебникова

ИЗ СБОРНИКА "НЕОГЛЯДНАЯ ДАЛЬ"

ПЛОДЫ ГЕСПЕРИД

Ждал Мэттью Хейл, прививший черенок, Пять долгих лет от яблоньки цветенья. И вот дождался: за цветком - цветок; Пыльцу разнес пчелиный хоботок, Но оказались после опыленья Три завязи живыми у растенья. И яблоня оставшиеся три Ввысь подняла под поцелуй зари, Потом склонила в тихую прохладу... Хейл подошел: "А все ли тут, как надо?" Плодов же - только два, как ни смотри... Ну, два, так два. К чему таить досаду! С ним Мэттью младший у ветвей стоит (Как яблоня - такой же пятилетний): "Не трогай яблок, - старший говорит, - Пусть зрелостью они нальются летней. Я сорт назвал Плодами Гесперид, Гераклов подвиг чествуя последний". Спешил ли Хейл в коровник по утрам, Или в свинарник шел задать кормежку, Он по дороге подходил к ветвям И проверял - как поживают там Два шарика, растущих понемножку, Питаясь через трубку-плодоножку. Два яблока. Когда б еще одно... Глядь - стало наливаться и оно. Недаром, знать, название дано - И никакой садовый паразит Заразою теперь не поразит Их, названных Плодами Гесперид! Но приближался осени приход. Она явилась, люто завывая, И понял Хейл, что наступил черед, Подарков от судьбы не ожидая, Приняться за уборку урожая - Не то он сам на землю опадет. Увы! В саду, ветрами оголенном, Не видит Хейл богатства своего: Ни трех плодов, ни двух, ни одного! А было воскресенье. В честь него Был Хейл одет, как велено каноном К церковным одеваться перезвонам. От искреннего горя онемев, Хейл шляпу

снял и, став белее воска, На шляпе, свой выплескивая гнев, Сплясал - да так, что вовсе стала плоской, Воскресного навек лишившись лоска, - И огляделся, чуть поохладев: А вдруг увидел кто дикарский пляс? Писанье вспомнить, кажется, нетрудно. Там сказано: одумайся, Ахаз, Кумирам поклоняться - грех для нас! И поклоненье яблоням подсудно - Особенно когда оно прилюдно. Бог видел все, но, сжалившись, помог, Чтоб остальные пляску не видали, И грех простил, и даже пары строк О том не внес в священные скрижали, А честный Хейл за это дал зарок Быть сдержаннее в гневе и в печали. Перевод Н. Голя

ВРЕМЯ ЛИВНЯ

Лей, ливень, не зная лени! От ливня худшее горе - Смещенье моих владений С предгорья поближе к морю. Нелепо пенять на воду, Списывающую прытко Часть нынешнего дохода В счет будущего убытка. Да нет, не ущерб, - а просто, Когда отшумят осадки, Вся тучная гниль компоста Осядет в сухом остатке. В сухом - и куда уж суше!
– Но место избрав иное: Ведь море предстанет сушей, А суша станет водою. Всех дел-то - бреди по свету В заботах о новой пашне; Отыщешь ее - и эту Поднимешь взамен вчерашней, И лемех в разгаре дела Столкнется, борозды роя, С твоей же окаменелой, Но годной еще сохою. Жизнь множит повторы, множа Извивы свои, изгибы, И тут уж грустить негоже, А должно сказать спасибо. Перевод Н. Голя

ПРИДОРОЖНАЯ ЛАВКА

Развалюха с ларьком, пристроенным кое-как, Зазывает зевак - а где тут найдешь зевак? Автомобили несутся мимо, да так, Что и не видят докучной мольбы бедолаг - Не о хлебе - о мелочи, жалкой наличности, Не имея которой в наличности Обратятся в пустыню и город, и лес, и сад. А машины несутся; никто и не скосит взгляд На хибару, застывшую рядом с обочиной, С жалкой вывеской - пыльной, смешной, скособоченной. А здесь, между прочим, могли бы вам предложить За бесценок что хочешь и место, где можно пожить, При желанье развеяться, в маленькой деревеньке. И если (это ворчливо) у вас есть деньги, И вы не стремитесь растратить их не на то, Так чего же несетесь, как будто вас гонит кто?.. А теперь о том, что не было сказано вслух: Нам не надо сотни монет, нам хватит и двух, Трех, десяти - и это поднимет наш дух, Вселит надежду, откроет дорогу к счастью, И нам станет житься не хуже киношных шлюх, Чего до сих пор не давала партия власти. Может, вправду стоит их всех свезти В специальные села, где им везти Станет больше; где зданья не так корявы; Где налево - театр, магазин - направо? Богатеи помогут им там во всем, Окружая вместо тяжкой работы Непрерывной заботой, давая льготы, А они будут спать непробудным сном, Хочешь - ночью, а хочешь - днем? И все же - как жаль, как порой бесконечно жаль Видеть крах их мечты, подростковую их печаль, Ощущать их мольбы, безмолвные просьбы о помощи: Неужели опять ни одна из машин Не подарит им визг заторможенных шин, Неужели не хочет шофер ни один Ни о чем разузнать - хоть о ценах на овощи? И все же свершилось: одна завернула во двор. Решив развернуться. По газу - весь разговор! А вот и другая: из этой спросили дорогу. Из третьей - нельзя ли бензином разжиться немного? Нет! (Это ворчливо). Сам, что ли, не видишь? И трогай! Увы, в захолустье не скопишь - не те масштабы. А что до поднятья духа, то верится слабо: Стонут, пеняют, мечтают опять и опять... Может, и вправду, чтоб эту тоску унять, Всех их от боли избавить единым махом Было б честнее? И вздрогнешь в ответ со страхом: Что как другие решат, справедливость любя, Махом единым от боли избавить тебя? Перевод Н. Голя

БЮРОКРАТИЧНО

Мураш, обследуя стол, На мертвую муху набрел. В понятии муравьином Она была исполином. Но это его не касалось, И он, задержавшись малость, Опять заспешил куда-то. Когда он встретит собрата, Агента разведуправления, Что ищет причинность явлений И место их во вселенной. О мухе он донесет. Муравьи - занятный народ. Увидя вдали от жилья Убитого муравья, Нисколько не опечалясь, Они своему начальству Спешно несут доклад, Что погиб такой-то собрат. А наверх, куда не добраться им, Доклад идет по инстанциям. И там объявляют скоренько: "Кончина Джерри Мак-Кормика. Почил беззаветный Джерри. Скорбя о такой потере, Почести в полной мере Воздать фуражиру Джерри, Не жалея казенных денег. Доставить его в муравейник, Бальзамировать прах крапивой, Накрыть лепестком покрасивей - Таково повеленье царицы". Теперь пора появиться Распорядителю черному, Что для соблюденья декорума Минуту над мертвым выстаивает, Берет поперек живота его, Еще минуту с ним мается И, взвалив на себя, удаляется. Толпа же не собирается: Сие никого не касается. Вот это весьма прилично И дьявольски... бюрократично. Перевод А. Сергеева