Неизбранная дорога

Фрост Роберт

Я ЧТО УГОДНО ВРЕМЕНИ ОТДАМ

Для времени сравнять снега вершин С равниною - не подвиг, а забава. Столетья для него - что миг один. Оно не тщится мимолетной славы, Исполнясь созерцательных глубин. Там, где земля стояла, как оплот, Пошла волна плясать со смехом пенным. А Время - ни всплакнет и ни вздохнет... Такой подход к глобальным переменам Мне, в целом, близок. Это мой подход. Я что угодно времени отдам, Дойдя до окончательной границы. Пусть забирает ежедневный хлам, Но собранное в жизни по крупице Останется со мной и здесь и там. Перевод Н. Голя

CARPE DIEM

На юных смотрит Старость - А те идут в обнимку, Не то домой, в деревню, Не то резвиться в рощу, Не то венчаться в церковь. И Юности прошедшей Желает Старость счастья: "Желаю счастья, счастья, Желаю вам не думать О том, что все минует. Хоть подобает старым Осанистая поза И трезвые советы, Порой - и в виде песни, Чтоб образумить юных И указать пределы Отмеренному счастью, - Живем, мол, лишь сегодня, - Но вовсе не сегодня Живем: скорее - завтра, А в еще большей мере - Вчера... Живем сегодня Сиюминутным чувством, Сегодняшним смятеньем, - Чтоб петь о них назавтра". Перевод В. Топорова

ВЕТЕР И ДОЖДЬ

1

Листва летучая тогда Провозвещала холода. Осенний

ветер обвывал Лесов упадок и развал, И с тихой песней в этот час Навстречу Смерти я ступал. В опавших листьях шаг мой вяз, Но я no-прежнему спешил. Я пел о смерти - и не знал, Что умираем тыщу раз, Покуда не грядет финал. Понять бы сразу, что во всем, О чем мы в юности поем, Слышны пророчества могил! Но разве было бы честней Забыть ту половину дней, Что злом была, а не добром? Хоть все, о чем поем, юны - И лишь предчувствия полны, - Всегда сбывается потом.

2

Цветы в сухой долине Противятся цвести - И если подвернутся на пути Растаявшей потоками лавине, Чего-то нет по-прежнему в картине. Должны б воспрянуть - но наоборот - Поникли под стремительным напором И стебли закрутил водоворот. Когда б стал океан одною тучей, И туча, проплывая по просторам, Зависла над пустынею зыбучей И на цветок единый пролилась Сплошным потопом ливней разъяренных (Под ливнями - кто вспомнит о бутонах?), - Чем пуще ливень, тем прочнее связь Цветка со мной, тем больше сходен случай. Корням и листьям скоро хватит влаги, Но, ливни, лейтесь, бойтесь о чело - Чтобы ни капли не было во фляге. Не все расскажешь, что произошло. Дождь жжет снаружи, как вино - внутри. На коже, дождь, как тайный зной, гори! Я тот, кому под крышей не жилось, Когда с небес лилось. Но в сумерках - в угодную мне пору - Бродил я с непокрытой головой. Дождь был слезой, удочеренной мной, И только ввысь стремились взоры. Перевод В. Топорова

ЕДВА ЛИ НЕ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ

Во всей вселенной, думал, одинок. Он говорил, взывал - а отвечал Насмешливого эха голосок С одетых лесом заозерных скал. И стало как-то раз ему невмочь И закричал на весь безлюдный свет, Что не повтор - пусть и звучит точь-в-точь - Словам любви потребен, а ответ. И вот что в тот же миг произошло: С далеких скал донесся резкий треск, И что-то в воду пало тяжело, И по воде прошел протяжный плеск. Он расстоянье вымерил на глаз И начал ждать, когда же приплывет То, что не эхом было в этот раз. Вихрь пены, водопад, водоворот Мешал увидеть, кто в воде встает, Уже почуяв дно внизу, - пока Зверь не рванулся на берег, вперед, Круша рогами ветки сушняка. Перевод В. Топорова

ЖЕЛАНИЕ ВЕРНУТЬСЯ

Стало темно и пора повернуть домой. Но никакого дома не видно нигде в метели. Тьма вырастает навстречу ему ледяной стеной, Перешибая дыханье, как жаркая тьма в постели. Тяжкие руки снега опрокидывают его, Утлое тело с размаху впечатав в наледь. Но ни на шаг, вновь поднявшись, не сбиться с пути своего Он не намерен, идя наугад и на память. Если и вправду он хочет дойти, то дойдет.
– Так, подменив по дороге начальную цель предприятья, Что и у самого входа с трудом только вспомнит, где вход, А те, что ждали, оставят такое занятье. Перевод В. Топорова

КАК ТУЧКА

Зыбь отыскала мою тетрадь И принялась, шелестя, листать. "Где, - зашептала, - стихи о весне?" Нет, отвечал я, весна не по мне. Мне, отвечал я, безвестна весна. Зыбь замолчала, презренья полна, И ускользнула, как тучка, пока Не овладела и ею тоска. Перевод В. Топорова

ОТКРЫТИЕ МАДЕЙРСКИХ ОСТРОВОВ

Беглянку на борт ночью взяли! Сама бежала - иль украли Силком, а то - из-под венца, - О том ни слуха, ни словца, И прочерк в судовом журнале... Корабль томился на причале, Она, бессильной и слепой, Томилась собственной судьбой, Покинув прежнюю обитель. И торопливый похититель По доскам, сброшенным впотьмах, Пронес добычу на руках. То, как она к нему прижалась, Скорее сговором казалось, Чем похищением... Закон, Семья, подруги, Альбион - Остались позади! Темнело Пред ней пространство без предела. Путь каравеллы был непрям: Ее крутило по волнам, Несло, как щепку, в непогоду. То зарывалась носом в воду, А то ныряла вдруг кормой, Пока пиратов сброд лихой Не принимался вслух молиться, Клянясь к паломникам прибиться. Но прояснялись небеса, И поднимались паруса, И обещанья забывали, Как будто ввек их не давали. Такие бури не для дам - И ждал бы даму стыд и срам И смерть в утробе океана, Но непреклонность капитана Мешала козням матросни. И вот прошли дурные дни, И вышла вместе с ненаглядным; Впились друг в дружку взором жадным, Покачивают головой - И дела нет ни до кого. Он вопрошал: зачем бежали, Но вопрошанья обижали, Решал бы лучше за двоих. Иль голос крови в нем затих? Но он не знал, она не знала, Не то бы, может, подсказала. "Скажи мне".
– "Сам скажи сначала". Бывало, жалкой и несчастной (С улыбкою, на все согласной) Он оставлял ее одну И капитану-хвастуну Внимал - он от него зависел. А тот, не помня мест и чисел, Рассказывал, как вез рабов И в их толпе - двоих влюбленных, Не замечающих оков И глаз сторонних... Вдруг - чума, И тот, влюбленный без ума, Был первым в списке зачумленных. "Заразный - значит, за борт!" - Вот Какой исход больного ждет.
– "Не то мы все тут околеем!" Ну, а влюбленная? Она - Пантера, львица, сатана - Решила помешать злодеям. Вдруг кто-то крикнул: "А раз так, Не обвенчать ли бедолаг? Ведь обезумела девица. В воде хороним мы давно, Но если вздумали жениться, Пускай вдвоем идут на дно! Пускай не свадьба, не поминки - А кое-что посерединке. К тому ж она наверняка И заразилась от дружка!" Лицом к лицу, с нагим нагую, Пенькой скрутили их втугую.
– Насильно близость не мила И рушит пары без числа, Но эту - смерть не разлучила: Впились друг в дружку что есть силы, Никто кольца не разомкнул.
– И с палубы упали вместе - Жених, прикрученный к невесте, - Спеша на пиршество акул. Когда, все новости в округе Узнав, - воротишься к подруге, Их пересказывая ей, Опустишь вести поскверней. "Что ты услышал от пирата? Он хохотал как бесноватый. Сам говорил, сам хохотал. А ты терялся и молчал. Наверно, пакостное что-то. Не повторяй, раз неохота". И вдруг он, осерчав на миг, Все выложил ей напрямик. "Нет! я не верю! я не верю! Не может быть! Какие звери!" Ни улететь, ни убежать... Единственной самозащитой Казалось - прекратить дышать. Над нею, заживо убитой, Душа, уже отделена, Витала... Вот всему цена! Страх и ему закрался в душу. "Скорей нас высади на сушу, - Он капитану говорил, - Она совсем лишилась сил". Пред ними остров без названья. Во исполненье пожеланья Высаживают их и ждут, Не лучше ли ей станет тут, - И прочь уходят пред рассветом. Он ей не смел сказать об этом - Ей, непонятно отчего, Бежавшей даже от него. Их жертвы, их любовь - все прахом. И умерла, убита страхом. Наедине с собою, он Переплетенье двух имен На камне высек - но закон Едва ли счел бы это браком, - Плющом увил его и маком, Затем из бревен сделал плот И выплыл в море, на восход, - И, обойденный ураганом, Все ж в плен попался мавританам. Но мавритане в добрый час Поверили

в его рассказ И, чтя британскую корону, Домой вернули ветрогона. На карту остров нанесли, А ту лагуну нарекли, Где умерла его подруга, В честь - как всегда, все спутав, - друга. На этом свете не поймешь, Что лучше - правда или ложь. Перевод В. Топорова

ЮНОМУ ЛЕСОРУБУ

(Беотийское)

Ты запросто топор отцовский взял (А мог схватить ружье, была б охота); Ты ель мою обрушил наповал, И в перелеске завершив работу, Теперь домой волочишь по проселку Пахучую трепещущую елку... Спасая эту, я бы одарил Тебя другой, не менее зеленой. Но знаю: ель, которую срубил, Тебе куда милей любой дареной: Она - твоя, а та была б ничьей Подставкой для рождественских свечей. Твой праздник против леса моего... Пусть даже кто-то пал на поле боя, Но здесь не зло с добром, а Рождество Вступило в вечный спор с самим собою - Вот так же управляет бог войны Войсками той и этой стороны. Ждут елку мишура и канитель. Но пленница не вскрикнет, негодуя. Небесных звезд моя лишилась ель - Взамен же обретет звезду иную, И пусть она, горя в твоем окне, Звездою Вифлеемской светит мне. Перевод Н. Голя

АКТУАЛЬНЫЙ УРОК

Пускай наш мир (не лучший из миров) И вправду так уж мерзок и суров, Как это слышно от высоколобых (С почтеньем говорю о сих особах), Его - и нас - проклясть я не готов. Чтоб даром не мозолить ягодицы, Уж лучше вспять перелистну страницы И обращусь к певцам других эпох, Чей век бесспорно был суров и плох, И все же жизнь они воспринимали Как данность, не заглядывая в дали, И веку не ко времени придясь - И потому не выйдя в ранг известный, Свою Диону воспевали честно И рифмами вычерчивали вязь На варварской латыни: то есть связь Тянули к нам, тащили тяжкий груз - И ver aspergit terrav floribus! [*] Мой академик! Надо ли о том Нам говорить, что не был ты шутом Ни Карлу, ни кому-нибудь другому? О да, ты был неравен сам себе - Но был ли шанс иной в твоей судьбе? Ты тлел в тумане царственного дома, А вспыхнул бы - так и сгорел в борьбе. Ты был, как говорится, не Вергилий. Но ты-то был - Вергилий гнил в могиле. Ответь, как педагогу педагог: Ты мог судить свой век? Никак не мог - Мы про свои века так мало знаем! Но нынче много есть у нас писак, Твердящих, будто знают что да как, А мир неисправим и невменяем, И потому проститься должен им Невнятный слог - но мы не извиняем: Он невменяем и неисправим. Они вопят, что социальный строй Им не подходит. Ну, а мы с тобой Смогли бы статистическую жвачку Сживать и съесть? Да мы бы впали в спячку! От этой необъятной пустоты Тебе и мне свело бы спазмом рты. Никто не может дать оценку дням, В которых сам живет. Придется нам Гипотезу принять за постулат: Мир нам враждебен. Принято, собрат. Полезен диспут при таком подходе, Когда тысячелетье на исходе. Теперь должно быть нами решено, Чей век гнусней, чей краше (пусть равно Одно другому - иль, по крайней мере, Тут важен лишь оценочный критерий). Начни-ка ты... С Адамовых времен Есть грязь повсюду - уж таков закон: Грязны и перемирия и войны (что nota bene на полях достойно), А если речь о вере, - и она Повсюду на костях утверждена... Да, это верно. И добавь: поэт То Арлекином, то Пьеро одет И, как незрячий, мечется по сцене (Что на полях достойно nota bene). Опять согласен. Но отличье есть Меж двух веков, сразившихся за честь Дать худший образ на своем примере (Или отличий нет, а есть критерий). Так вот: наш мир пространством искажен - Став беспредельным, стал ничтожным он, Мы в бесконечность провалились скопом - Микробы под ничейным микроскопом... Где ж разница? Тут сходство наших дней: Вы тоже были скопищем червей И также содрогались мелкой дрожью, Но микроскопом было око Божье. Бог или бесконечность - речь вести Тут должно лишь о том, как подойти К интерпретации терминологий. И схимника, и химика мрачат Одни мученья: для чего зачат И для чего его в земной дороге Мучения преследуют столь многи? На этом аргументе - пусть печальном - Сошлись подход научный с клерикальным. Твой Палатинский класс. Журнал придвинув, Ты говоришь: "А не могли бы вы Произнести латинское "увы"?" Нет, это слово не для паладинов. За парты сели истинные львы! Пока ты учишь рыцарей склонять Горациевы строгие глаголы, Ученики не могут не склонять Свой разум к теме хоть и невеселой, Но христианской: всех гнетут грехи, А смерть всегда, как ни крутите - вскоре... Стихи молитвы - все-таки стихи: Что pater noster, что memento mori [**]. Земная наша скорбная юдоль - Не для спасенья в высшем смысле слова. Ах, кабы под чиновничий контроль Его поставить, заложить основу Спасенья в государственном порядке - Тогда бы сразу стало все в порядке! Но эта цель (ее готов воспеть я) - Для следующего тысячелетья. Все это, в общем, мысли на предмет Понятий общих, чуждые реалий. Что человек? Ничто - или предмет Господних умилений и печалей. Философ шел путем универсалий И абсолютных истин видел свет - А в них, как годы жизни показали, Ни истины, ни абсолюта нет. У кролика в цилиндре свой секрет. Да, век от века трудноотличим. Как хочешь возрази словам моим - Я буду прав: ловя тебя на слове, Я, как ты видишь, сам себя ловлю. Век с веком схож. Нигде ничто не внове. Изволь сказать об этом королю. Накал огня повсюду слишком мал. Да, ты - аристократ, я - либерал (Ты раньше слова этого не знал) - А это значит, что, любви взыскуя, Я принимаю сторону любую В любых дебатах, и к твоей руке Я прикасаюсь в нашем далеке И говорю: "Твои стихи люблю я". Средь них и "Эпитафию". Однажды На кладбище зашел я просто так: Из лейки поливал один чудак Семейный холмик - словно там от жажды Страдал какой-то родственный костяк. Меня же больше волновали даты: Рожден тогда-то - погребен тогда-то. О Боже, как велик диапазон! Тот прожил сотню лет без остановки, Тот - три часа, не приподняв головки, И все ушли в один и тот же сон. Мы все чего-то ждем, хотим чего-то. Прогресс, наука, равенство, работа Нас занимают. Но одна черта Меж датами двумя черту подводит Под этим всем - и больше ни черта! Так что же с нами всеми происходит? Какая чушь! Бессмысленный распад! Собой земную умножая массу, Уходят в прах народности и расы, И если кто-то плачет невпопад - То я не плачу. Не изменишь плачем Тот факт, что все мы ничего не значим, Все постепенно отойдем во тьму, Что страсть, надежда, слава и богатство Уйдут гуськом в кладбищенское братство - В компанию к таланту и уму. Бог создал мир и, возлюбив его, Себя благословляет самого. Я помню, ты писал: "Memento mori"... И я окончу путь в житейском море. Когда же смерть повалит наповал, Пусть люди выбьют на моем надгробье Твоей могильной надписи подобье: "Он с жизнью, как с любовницей, порвал". Перевод Н. Голя

* Весна осыпает землю цветами (лат.)

** Помни о смерти (лат.)

НЕОБЫЧНАЯ КРАПИНКА

(Микроскопическое)

Я б эту крапинку и не заметил, Не будь бумажный лист так ярко светел; Она ползла куда-то поперек Еще местами не просохших строк. Уж я перо занес без размышленья - Пресечь загадочное шевеленье, Но, приглядевшись, понял: предо мной - Не просто крохотная шелушинка, Колеблемая выдохом пушинка, Нет, эта крапинка была живой! Она помедлила настороженно, Вильнула - и пустилась наутек; На берегу чернильного затона Понюхала - иль отпила глоток - И опрометью бросилась обратно, Дрожа от ужаса. Невероятно, Но факт: ей не хотелось умирать, Как всякому из мыслящих созданий; Она бежала, падала, ползла И, наконец, безвольно замерла И съежилась, готовая принять Любую участь от всесильной длани. Я не могу (признаюсь честно в том) Любить напропалую, без изъятий, Как нынче модно, "наших меньших братьев". Но эта кроха под моим пером!
– Рука не поднялась ее обидеть. Да и за что бедняжку ненавидеть? Я сам разумен и ценю весьма Любое проявление ума. О, я готов облобызать страницу, Найдя на ней разумную крупицу! Перевод Г. Кружкова