Неизбранная дорога

Фрост Роберт

СМЕХ ДЕМИУРГА

Однотонно темнел вечереющий лес, Я по следу бежал за неведомым духом, Не был подлинным богом лесной этот бес, Только вдруг уловил я внимательным слухом То, чего так искал в вековой тишине: Странный звук, он надолго запомнился мне. Он раздался в кустах у меня за спиной, Этот клекот глухой, этот хохот свистящий, Равнодушный, ленивый, как будто сквозь сон, - Злобный призрак, смеясь, показался из чащи, Комья грязи отряхивая на ходу, И я понял, что демон имеет в виду. Так попасться! Каким же я был дураком! Он запутал меня в этих тропках паучьих! И тогда я нарочно замедлил шаги, Словно что-то высматривал в сумрачных сучьях, Но он скрылся в лесу, не взглянув на меня... До утра просидел я у старого пня. Перевод Р. Дубровкина

ОКНА ЗАКРОЙ

Окна закрой, пусть затихнут деревья, Пусть беззвучно мечутся голые прутья. Птицы умолкли, а если и свистнут, - Перебьюсь как-нибудь я. Теперь нескоро очнутся болота, Нескоро явится первая птица. Окна закрой - и не слушай ветер, Лишь смотри, как ярится. Перевод С. Степанова

В ЛИСТВЕННОЙ РОЩЕ

Опять у рощи листопад! Ложатся листья без порядка, И бурым слоем все подряд Приемлет их земли перчатка. И прежде чем подняться им И кроною спасать от зноя, Им должно стать ковром гнилым, Им должно пасть до перегноя. Им должно дать себя потом Пронзить

цветам в лесу раздетом. Не знаю, как там в мире том, Но так уж это в мире этом. Перевод С. Степанова

РОПОТ

По топкому бездорожью Я пробирался с трудом, Я лез на холмы, чьи вершины Тонули в тумане седом, Я к дому пришел у дороги: Был пуст и печален дом. На ветках продрогшего дуба Почти не осталось листвы, Последние желтые листья И те безвозвратно мертвы, А вскоре по мерзлому снегу Во тьме зашуршите и вы. Сырой, полусгнившей листвою Усыпан берег пруда, Орешник в саду увядает, И астры умрут в холода. А сердце на поиски рвется, Да только не знает куда. Но разве плыть по теченью Отважится человек? Расчет отступивших без боя Для нас малодушный побег, - С любовью и солнцем последним Кто смеет проститься навек? Перевод Р. Дубровкина

ПОЧИНКА СТЕНЫ

Есть что-то, что не любит ограждений, Что осыпью под ними землю пучит И сверху сбрасывает валуны, Лазейки пробивает для двоих. А тут еще охотники вдобавок: Ходи за ними следом и чини, Они на камне камня не оставят, Чтоб кролика несчастного спугнуть, Поживу для собак. Лазейки, бреши, Никто как будто их не пробивает, Но мы всегда находим их весной. Я известил соседа за холмом, И, встретившись, пошли мы вдоль границы, Чтоб каменной стеной замкнуться вновь, И каждый шел по своему участку И собственные камни подбирал - То каравай, а то такой кругляш, Что мы его заклятьем прикрепляли: "Лежи вот здесь, пока мы не ушли". Так обдирали мы о камни пальцы, И каждый словно тешился игрой На стороне своей. И вдруг мы вышли Туда, где и ограда ни к чему: Там - сосны, у меня же - сад плодовый, Ведь яблони мои не станут лазить К нему за шишками. А он в ответ: "Сосед хорош, когда забор хороший". Весна меня подбила заронить Ему в мозги понятие другое: "Но почему забор? Быть может, там, Где есть коровы? Здесь же нет коров. Ведь нужно знать, пред тем как ограждаться, Что ограждается и почему, Кому мы причиняем неприятность. Есть что-то, что не любит ограждений И рушит их". Чуть не сказал я "эльфы", Хоть ни при чем они, - я ожидал, Что скажет он. Но каждою рукою По камню ухватив, вооружился Он, как дикарь из каменного века, И в сумрак двинулся, и мне казалось - Мрак исходил не только от теней. Пословицы отцов он не нарушит И так привязан к ней, что повторил: "Сосед хорош, когда забор хороший". Перевод М. Зенкевича

СМЕРТЬ БАТРАКА

При свете лампы Мэри у стола Ждала Уоррена. Шаги услыша, Она на цыпочках сбежала вниз, Чтоб в темноте его у двери встретить И новость сообщить: "Вернулся Сайлас". Потом, его наружу потянув, Закрыла дверь. "Будь добр", - она сказала, Взяла покупки у него из рук И, на крыльцо сложив их, усадила Его с собою рядом на ступеньки. "А разве добрым не был я к нему? Но не хочу, чтоб к нам он возвращался. Иль не сказал ему я в сенокос, Что, если он уйдет, пусть не приходит? На что он годен? Кто его возьмет? Ведь он немолод и плохой работник. К тому ж он ненадежен и всегда Как раз в страду горячую уходит. Он думает, что если заработал Немножечко, хотя бы на табак, То больше нам ничем и не обязан. "Отлично, - я сказал, - мне не по средствам Помесячно работнику платить". "Другие ж платят".
– "И пускай их платят". Не верю, чтоб исправиться он мог. Начнет вот так, и что-то подмывает Его уйти с карманными деньгами В страду, когда рабочих рук нехватка. Зимой же он приходит. Нет, довольно". "Шш!
– перебила Мэри.
– Он услышит". "Ну и пускай. Он должен это слышать". "Он так измучен и заснул у печки. Придя от Роу, я его нашла Почти уснувшим у дверей сарая. Вид у него такой ужасный, жалкий. Не смейся. Я его едва узнала: Так изменился он, уйдя от нас. Сам посмотри". "Откуда он пришел?" "Он не сказал. Я в дом его втащила И угощала чаем, табаком. Расспрашивала о его скитаньях. Но он в ответ лишь головой кивал". "Что ж он сказал? Сказал он что-нибудь?" "Немного". "Ну а что? Признайся, Мэри, Он говорил, что окопает луг?" "Уоррен!" "Да? Хотел я лишь узнать". "Конечно, говорил. Ну что ж такого? В вину ты не поставишь старику, Что он свое достоинство спасает. И если хочешь знать, он говорил, Что пастбище расчистит наверху. И это, кажется, ты слышал раньше? Уоррен, если бы ты только знал, Как он все путал. У меня в глазах Вдруг потемнело, и мне показалось, Что разговаривает он в бреду О В_и_лсоне Гар_о_льде, что работал У нас тому назад четыре года, - Теперь он в колледже своем учитель, А Сайлас к нам хотел его вернуть, Чтоб вместе с ним приняться за работу. Вдвоем они наладят все на ферме. Он говорил, все спутав и смешав, Что Вилсон славный малый, но смешон Своей ученостью. Ты помнишь, как Они в июле в сильный зной трудились. Как Сайлас сено складывал вверху, Гарольд же снизу подавал на вилах". "Да, подгонять их мне не приходилось". "То время мучит Сайласа, как сон. Не странно ли, как мелочи мы помним. Гарольд его задел высокомерьем, И Сайлас до сих пор для спора с ним Упущенные доводы находит. Я знаю по себе, как тяжело Несказанный ответ потом придумать. Запомнился ему Гарольд с латынью, Он насмехался над его словами, Что будто бы латынь ему мила Не меньше скрипки - вот какая дичь! Гарольд не верил, что он может воду В земле найти с орешниковой веткой. Так, значит, и не впрок пошло ученье. Об этом Сайлас говорил. И очень Жалел о том, что он не может снова Учить его, как нужно сено класть". "Да, Сайлас этим может похвалиться. Он каждую копну кладет особо И примечает, чтобы после взять, А при разгрузке их легко находит И сбрасывает. В этом он мастак. Он их берет, как гнезда птиц больших, И сам как будто не стоит на сене, А вместе с вилами взмывает вверх". "Он и Гарольда хочет обучить, Чтоб тот на что-нибудь да пригодился, А то мальчишка одурел от книг. Бедняга Сайлас о других печется, А сам - чем в прошлом может он гордиться, А в будущем надеяться на что? Как и сейчас, всегда одно и то же". Осколок месяца скользнул на запад, Стянув все небо за собой к холмам. Свет пролился к ней нежно на колени. Она простерла фартук и рукой Коснулась, словно арфы, струн рассветных, Сверкающих росой от гряд до крыши, Как будто бы играя всю ту нежность, Что вкруг него сгущалась рядом с ней. "Он умирать пришел домой, Уоррен. Не беспокойся, он не загостится". "Домой?" - он усмехнулся. "Да, домой. Смотря как это слово понимать. Конечно, он для нас не больше значит, Чем гончая, которая пристала б К нам из лесу, измучившись в гоньбе". "Дом - значит место, где нас принимают, Когда приходим мы". "Я применила Не так, как ты хотел бы, это слово". Уоррен встал и, сделав два шага, Поднял зачем-то прут и, возвратившись, Переломил его в руках и бросил. "Ты думаешь, что Сайласу мы ближе Родного брата? Ведь тринадцать миль От поворота до его дверей. Сегодня Сайлас прошагал не меньше. Что ж не к нему? Ведь брат его богач И птица важная - директор банка". "Он нам не говорил". "Но мы ведь знаем". "Я думаю, что брат ему поможет, А

если будет нужно, то возьмет Его к себе и, может быть, охотно. Возможно, он добрей, чем нам казался. Так пожалей же Сайласа. Подумай: Ведь если б он родней своей кичился Иль помощи себе искал у брата, То разве б он умалчивал о нем?" "Не знаю, что меж ними". "А я знаю. Таков уж Сайлас - нам-то все равно, Родные же таких, как он, не любят. Дурного он не сделал ничего И думает, что он ничем не хуже Всех остальных. Хотя он и бедняк, Не хочет перед братом унижаться". "Не думаю, чтоб он кого обидел". "Меня обидел он: мне больно видеть, Как старой головой о стул он бьется. На кресло перейти он не хотел. Ступай же в дом скорей и помоги. Постель ему я постелила на ночь. Ты удивишься, как он надломился. Ему уж не работать - это верно". "Я не сказал бы так наверняка". "Я не ошиблась. Ты увидишь сам. Пожалуйста, не забывай, Уоррен, Что он вернулся окопать наш луг. Он все обдумал, ты над ним не смейся. Возможно, он заговорит об этом. А я на облачке том загадаю, Коснется ль месяца иль нет". Коснулось. Их стало трое в тусклом хороводе: Она, сквозное облачко и месяц. Уоррен возвратился очень быстро. Склонился молча и пожал ей руку. "Что с ним, Уоррен?" "Мертв", - ответил он. Перевод М. Зенкевича

СТРАХ

Из глубины сарайчика фонарь Высвечивал двоих в дверном проеме, Отбрасывая их косые тени На стены дома. В окнах все темно. Переступала лошадь по настилу, Покачивался тихо верх двуколки, Подтягивал мужчина колесо, А женщина вдруг вскрикнула: "Стой! Кто там?" И шепотом: "Когда фонарь качнуло... Я видела мелькнувшее лицо! Да-да, вон там, в кустах, что у дороги! И ты, конечно, видел?" "Ничего. Лицо?" "Конечно?" "Да не может быть!" "Взгляну-ка, Джо. А то и в дом-то страшно. Оставить это просто так нельзя. Закрыты ставни, вроде все в порядке. Замки висят... Привыкнуть не могу Домой вот так в потемках возвращаться. Прозвякал слишком громко ключ в замке, И кто-то этим был предупрежден. Хозяин в дверь, а он скорей в другую! Пусти меня!" "Да он убрался прочь!" "Ты думаешь, что здесь проезжий двор!
– Забыл, где мы? Ну да, чего же проще? Он просто здесь гуляет по ночам! Он там, в кустах! Зачем он затаился?" "Сейчас не так уж поздно, хоть темно. Ты говоришь, а на уме другое. А выглядел он как?" "Ну как? Обычно. Не выяснив, я не смогу заснуть. Дай мне фонарь!" "Фонарь тебе не нужен". Фонарь она у мужа отняла. "Уж я сама, и ты туда не суйся. На этот раз пора его поймать! Я пропишу ему! Какого черта? Там что-то шевельнулось... Не шуми! Уйди скорее, Джо! Да тише, тише! Не слышу я совсем из-за тебя!" "Не худо бы, чтоб я поверил в это". "Там это, кто-то или их подручный! И раз уж мы застукали его, То самая пора его накрыть. А как спугнем, так он повсюду будет - В кустах и за деревьями, везде! Я из дому и шагу не ступлю... Нет, так я не оставлю! Джо, пусти!" "Зачем так осторожничать ему?" "Вот то-то и оно, что осторожен, Но ты слыхал, как выдал он себя... Ну-ну, не буду, Джо... Ну обещаю! Что ссориться? Ты тоже не пойдешь". "Я б справился и сам. Одно тут худо. Он видит нас, а нам-то не видать. Мы у него совсем как на ладони! Чего ему высматривать у нас? Все высмотреть и так вот просто скрыться?" Мужчина ничего понять не мог, Но за женой пошел через лужайку. "Чего тебе?" - та крикнула во тьму. Фонарь приподняла, к себе прижала, Да так, что через юбку тело жгло. "Тут ни души. Мерещится..." "Он здесь! Чего тебе?" - опять она спросила. И тут - о ужас!
– прозвучал ответ: "Да ничего", - ответили с дороги. На мужа та бессильно оперлась - Паленой шерсти, видно, надышалась. "Чего тебе у нас в такую темь?" "Да ничего".
– Казалось, это все... Но снова голос: "Испугались, что ли? Я видел, как вы лошадь торопили... Сейчас я выйду прямо к вам, на свет - Увидите". "Ну ладно. Джо, назад!" Шаги все ближе... Всю ее трясло, Но ни на шаг она не отступила. "Ну, видно?" "Где?.." - Уставилась во тьму... "Не видите вы, что ли? Я с ребенком. Разбойники не шастают семьей!" "Ночь на дворе. Ребенок-то зачем?" "А мы гуляем тут... Ведь каждый мальчик Хоть раз да должен ночью побродить. Не так ли сын?" "Не худо б вам найти Другое место!" "Вышло так, шоссе... Мы две недели будем жить у Динов". "И даже если так, - ты слышишь, Джо!
– Ты все ж не расслабляйся, Джо, ты понял? И осторожность нам не помешает. Здесь глушь, такая глушь, и никого..." И все она таращилась во тьму... Фонарь, качаясь, начал опускаться, Земли коснулся, вспыхнул и потух. Перевод С. Степанова

ДРУГАЯ ДОРОГА

В осеннем лесу, на развилке дорог, Стоял я, задумавшись, у поворота; Пути было два, и мир был широк, Однако я раздвоиться не мог, И надо было решаться на что-то. Я выбрал дорогу, что вправо вела И, повернув, пропадала в чащобе. Нехоженей, что ли, она была И больше, казалось мне, заросла; А впрочем, заросшими были обе. И обе манили, радуя глаз Сухой желтизною листвы сыпучей. Другую оставил я про запас, Хотя и догадывался в тот час, Что вряд ли вернуться выпадет случай. Еще я вспомню когда-нибудь Далекое это утро лесное: Ведь был и другой предо мною путь, Но я решил направо свернуть - И это решило все остальное. Перевод Г. Кружкова

ЛЯГУШАЧИЙ РУЧЕЙ

В июне умолкает наш ручей. Он то ли исчезает под землею (И в темноту уводит за собою Весь неуемный гомон майских дней, Все, что звенело тут на всю округу, Как призрачные бубенцы сквозь вьюгу) - То ли уходит в пышный рост хвощей И в кружевные кущи бальзаминов, Что никнут, свой убор отцветший скинув. Лишь русло остается, в летний зной Покрытое слежавшейся листвой, Случайный взгляд его найдет едва ли В траве. И пусть он не похож сейчас На те ручьи, что барды воспевали: Любимое прекрасно без прикрас. Перевод Г. Кружкова

БЕРЕЗЫ

Когда березы клонятся к земле Среди других деревьев, темных, стройных, Мне кажется, что их согнул мальчишка. Но не мальчишка горбит их стволы, А дождь зимой. Морозным ясным утром Их веточки, покрытые глазурью, Звенят под ветерком, и многоцветно На них горит потрескавшийся лед. К полудню солнце припекает их, И вниз летят прозрачные скорлупки, Что, разбивая наст, нагромождают Такие горы битого стекла, Как будто рухнул самый свод небесный. Стволы под ношей ледяною никнут И клонятся к земле. А раз согнувшись, Березы никогда не распрямятся. И много лет спустя мы набредаем На их горбатые стволы с листвою, Влачащейся безвольно по земле - Как девушки, что, стоя на коленях, Просушивают волосы на солнце... Но я хотел сказать, - когда вмешалась Сухая проза о дожде зимой, - Что лучше бы березы гнул мальчишка, Пастух, живущий слишком далеко От города, чтобы играть в бейсбол. Он сам себе выдумывает игры И круглый год играет в них один. Он обуздал отцовские березы, На них раскачиваясь ежедневно, И все они склонились перед ним. Он овладел нелегкою наукой На дерево взбираться до предела, До самых верхних веток, сохраняя Все время равновесие - вот так же Мы наполняем кружку до краев И даже с верхом. Он держался крепко За тонкую вершинку и, рванувшись, Описывал со свистом полукруг И достигал земли благополучно. Я в детстве сам катался на березах, И я мечтаю снова покататься. Когда я устаю от размышлений И жизнь мне кажется дремучим лесом, Где я иду с горящими щеками, А все лицо покрыто паутиной И плачет глаз, задетый острой веткой, - Тогда мне хочется покинуть землю, Чтоб, возвратившись, все начать сначала. Пусть не поймет судьба меня превратно И не исполнит только половину Желания. Мне надо вновь на землю. Земля - вот место для моей любви, - Не знаю, где бы мне любилось лучше. И я хочу взбираться на березу По черным веткам белого ствола Все выше к небу - до того предела, Когда она меня опустит наземь. Прекрасно уходить и возвращаться. И вообще занятия бывают Похуже, чем катанье на березах. Перевод А. Сергеева