Ненужная мама. Сердце на двоих
Шрифт:
Обнимает за талию, соскальзывает широкими ладонями вниз по пояснице, подхватывает под ягодицы и приподнимает, чтобы усадить…
– Ой…
Цепляю рукой рамку – и она с глухим грохотом падает фотографией вниз. Отрываюсь от Гордея, испуганно покосившись на нее. Лежит задней стороной кверху, а я не решаюсь ее поднять и поставить на место. Словно боюсь потревожить усопшую. Если увижу ее улыбающееся лицо, не выдержу.
А он? Каково ему?
– Прости, я не… - мямлю виновато и возвращаю смущенный, растерянный
Он не смотрит на рамку – только на меня. Врезается взглядом, препарирует без скальпеля, вскрывает чувства, оголяет нервы. Мучает нас обоих этой паузой, испытывает на прочность. Желваки опасно играют на скулах, кадык дергается, а в отуманенных глазах идет невидимая борьба. С самим собой…
Его губы опять на моих. Язык врывается в рот, исследует бессовестно, душит меня, лишая кислорода. Руки оплетают мое тело, как силки, и я не хочу спасаться. Растворяюсь в пагубной страсти, но не полностью. Что-то мешает…
Меня не покидает чувство, что за нами следят. Гордею тоже некомфортно находиться здесь. Поэтому он берет меня на руки и несет в спальню. Как можно дальше от призраков прошлого.
– Мы еще можем остановиться, Викуль, - хрипло произносит, нависая надо мной, безвольно распластанной на большой постели. Под единственным мужчиной, которого я подпустила к себе так близко.
Он дает иллюзию выбора, а я плавлюсь от его бархатного голоса и ласкового обращения. В мыслях я уже давно принадлежу ему. Душой и телом.
– Я не хочу, - честно шепчу, стягивая с него футболку.
Прогибаюсь навстречу требовательным рукам, которые настойчиво расстегивают пуговицы на моей блузке. Подставляю шею жгучим поцелуям. Зарываюсь пальчиками в жесткие, мокрые волосы на его затылке, пока он прокладывает влажную дорожку от груди до пупка.
Гордей слишком разгорячен и голоден, чтобы отвлекаться на прелюдии. Спешит сделать меня своей… Поэтому очень скоро узнает мой маленький секрет, о котором я намеренно умолчала.
– Вика? – зовет грозно, приподнимаясь на локтях, а мне хочется то ли расплакаться, то ли рассмеяться.
– Ты у меня первый, - подтверждаю его худшие опасения. – И я этому рада, - тихонько добавляю, чтобы немного успокоить его.
Принимает информацию, переваривает, не сводя с меня глаз, пока я поглаживаю взбугрившиеся мышцы на его плечах.
Удивлен и озадачен, но верит…
Злится. На себя.
Помогаю ему справиться с сомнениями нежным поцелуем. Мысленно признаюсь в любви. Вслух не могу – испугаю еще сильнее.
Гордей меняется, как по волшебству. Становится заботливее, мягче и ласковее. Открывается с новой стороны, о которой я и не догадывалась и от которой… окончательно теряю голову.
Он обращается со мной как с хрустальной статуэткой. Бережно, трепетно. Словно боится повредить или разбить одним неловким движением. Целует, укутывает в жарких
Сипло повторяю его имя, как заведенная, погружаюсь в новые для себя ощущения и теряю связь с реальностью. Я будто балансирую на тонком канате, натянутом между небоскребами, и, сделав финальный вдох, со стоном срываюсь в пропасть.
– Викуля… Моя… - шелестит над самым ухом. Или мне мерещится?
Разрешаю себе понежиться в сказке, прежде чем мы оба вернемся в суровую жизнь.
Так хорошо с ним. Тепло и уютно, будто я дома. Будто он принял меня в семью. Будто я нужна ему. Мечтаю, чтобы так было всегда.
Прячусь от всего мира в сильных мужских руках, устраиваюсь на бурно вздымающейся груди, прижимаюсь щекой к пылающей, покрытой испариной коже. Широко распахнутыми глазами смотрю в темноту перед собой, почти не моргая.
Долго не могу уснуть. Судя по дыханию, он тоже. Однако мы оба молчим, чтобы не спугнуть момент. И потому что сказать друг другу нечего. Любые слова покажутся пошлыми и неуместными.
С тревогой думаю о том, что будет завтра, и не хочу, чтобы утро наступало. Почему нельзя просто любить?..
Глава 11
Гордей
Я смотрел на нее всю ночь...
Бездушным камнем лежал рядом, ни на миг не выпуская ее из объятий, и смотрел. В сумраке различал черты красивого лица, прислушивался с тихому сопению, напитывался теплом женского расслабленного тела.
Запоминал. Не двигался, боясь потревожить ее сон. Почти не дышал. Когда казалось, что атрофировались все конечности и органы, я осторожно вставал, чтобы покормить Алиску.
Возвращался… и опять смотрел.
Не моргая. Не смыкая глаз. Привыкая к темноте, сливаясь с ней.
Смотрел – и не мог себя простить.
Я не должен был ее трогать, но…
Не ожидал. Не отреагировал адекватно. Дал слабину.
Вика доверилась мне, открылась, а я совсем не тот, кто ей нужен. Потому что не готов предложить ровным счетом ничего. Ни свиданий, ни нормальных отношений, ни семьи… Ничего из того, что она на самом деле заслуживает. У меня есть беспросветный мрак, чужой для нее ребенок и искромсанное сердце.
На хрена все это ей?
Я безнадежно мертв, а она слишком живая. Незачем тянуть ее за собой в ад.
Только думать об этом надо было вчера! Головой, а не…
Черт!
– М-м-м, - сладко постанывая во сне, Вика крутится в моих объятиях. Потирается щекой о плечо, утыкается носом в шею, ласково ведет ладонью по торсу. Льнет ко мне, словно я принадлежу ей, а она по-настоящему моя.
Вопреки здравому смыслу, не хочется ее отпускать. Заключив хрупкое тело в кольцо, руки застывают в железной хватке, как проржавевший механизм.