Непереводимое в переводе

Влахов Сергей

2, с. 173), но хотелось бы несколько острее поставить вопрос о необходимости постепенного изменения самых неудачных транс­крипций; хотелось бы, например, чтобы по-русски Гейне и Гюго по­лучили свои собственные фамилии — Хайне и Юго, чтобы различной национальности короли — английские, французские, немецкие, швед­ские и т. д. — не подводились под общий латинский знаменатель

Карлов, а были бы Чарлз, Шарль, Карл, Карлос, Карло и т. д., что­бы хоть современные Уильямы не превращались по-русски в Вилья­мов,

Хельмуты — в Гельмутов. Намеки на такой процесс заметны, но очень уж они робки И непоследовательны.

210

Ответ на основной вопрос — транскрибировать или переводить — зависит от самого имени, от свя­занной с ним и его референтом традиции и от контекста.

«Для имени собственного основное — это соотнесен­ность с предметом», — пишет А. В. Суперанская ', подска­зывая, таким образом, с чего нужно начинать. В лингви­стических классификациях референты имен собственных рассмотрены главным образом в двух разрезах: а) как одушевленные и неодушевленные и в рамках этих разде­лов— б) по существу самого предмета: к одушевлен­ным относятся, например, имена людей и клички живот­ных, а к неодушевленным — названия географи­ческих и космических объектов, названия средств пере­движения, фирменные названия и т. п. По существу, нео­душевленными являются и имена комплексных объек­тов ², таких как органы печати, предприятия и учрежде­ния, произведения литературы и искусства и т. п.

С точки зрения теории перевода, т. е. для решения воп­роса «транскрибировать или переводить?», эта классифи­кация не так удобна хотя бы уже потому, что в рамках того или иного деления есть имена, которые преимущест­венно транскрибируются, а есть имена, которые перево­дятся. Таково, например, положение с антропонимами — именами (отчествами, фамилиями, прозвищами людей), входящими в группу одушевленных объектов: если имя, отчество и фамилия обычно транскрибируются, то про­звище, напротив, мы стремимся перевести или передать иным путем с учетом его смыслового содержания; да и фамилии приходится иной раз переводить («говорящие имена».).

Так как основные требования к языковым единицам при переводе сводятся, за редкими исключениями, к пе­редаче плана содержания, то и деление имен собствен­ных следует вести в первую очередь по линии их семан­тики. Это позволяет рассматривать 1) имена-знаки, имена-метки, не обладающие собственным содержанием, а только называющие объект, 2) имена, обладающие определенным семантическим содержанием, и 3) имена, которые в зависимости от контекста меняют свою отне­сенность к одной из первых двух групп.

'Суперанская А. В. Общая теория имени собственного. М.:

Наука, 1973, с. 263. ² Термин этот не особенно удачен, а само по себе выделение этих

объектов — важно и нужно, только не как противопоставление

одушевленным и неодушевленным объектам.

211

Единицы первой группы «в чистом виде» всегда транскрибируются; вопрос об их передаче при переводе— это вопрос знания правил транскрипции. Как исключение, имя собственное, точная транскрипция которого почему-либо неудобна (например, омонимия со смешным, непе­чатным и т. п. нарицательным ПЯ), передается с неко­торыми фонетическими отклонениями, приобретающими со временем традиционный, связанный с данным именем

облик.

Единицы второй группы обладают определен­ным содержанием, которое обусловливает возможность их перевода. Однако среди них намечаются имена, кото­рые по традиции а) только транскрибируются, и другие, б) которые только переводятся. К первым относятся на­звания периодических изданий, органов печати и т. п. (фр. «Юманше», «Ви увриер», англ. «Тайме», «Файнэн-шал джорнал», нем. «Нойе цайт», порт. «Нотисиаш», кит. «Жэньминь

жибао»). Не меняют своего оригинального звучания даже совсем близкие к переводному названия: болг. «Литературен фронт» при переводе на русский не должен превращаться в «Литературный фронт»: первое— название болгарской газеты, а второе — два слова, имею­щих только нарицательное значение.

Логику и целесообразность этого традиционного прие­ма нельзя считать бесспорной. Даже если принять объ­яснение А. В. Федорова, что таким образом «подчерки­вается их связь с определенной страной»¹, т. е. что они выступают в роли своеобразных реалий с точки зрения перевода, значения имен, совершенно ясные для читателя оригинала, желательно довести и до сознания читателя перевода; иначе вся информация, которую он получает, заключается лишь в том, что перед ним газета или жур­нал. А ведь досадно, когда иностранец читает «Pravda», не понимая смысла слова «правда». В названии любого периодического издания содержатся данные о его идео­логии, тематике, политической окраске и многое другое, что небезразлично для читателя. Это особенно важно в тех случаях, когда имя, которое может оказаться и вы­мышленным (например, названия органов печати в ро­мане Э. Синклера «Нефть»), тесно связано с текстом ху­дожественного произведения. Поэтому, нам кажется, добавление в скобках перевода соответствующего назва­ния (или даже прямой перевод его в случае надобности)

'Федоров А. В. Указ, соч., с. 189. 212

будет полезной коррекцией к традиционной транскрип­ции.

Отыменные прилагательные (от имен соб­ственных) большей частью транскрибируются, подчиня­ясь вместе с тем морфологическим правилам ПЯ; при этом обычно (в зависимости от языка) теряется и харак­терная орфографическая особенность имени собственно­го— они пишутся со строчной буквы: «лукулловский обед», «рейнское вино», «дамасская сталь», «а р-хангельская порода». В силу традиции такие прила­гательные сохраняют свой первоначальный вид даже при изменении соответствующего имени собственного: Карл-сбад давно вернул себе исконное чешское имя «Карлови-Вари», а вода и соль продолжают оставаться карлсбад-скими, Персия переменила свое имя на исторически более верное, но ковер от этого не стал иранским. Впрочем, это обусловлено, конечно, и тем, что такие прилагательные уже стали компонентами ФЕ.

Перевод этих отыменных прилагательных затрудните­лен потому, что связь между именем существительным и его производным нередко обрывается, т. е. последнее те­ряет часть своей семантики, а найти его в словарях мож­но не всегда. Например, болгарского переводчика затруд­нила мацестинская вода: в толковых и переводных слова­рях этого прилагательного нет, а чтобы заглянуть в энци­клопедию, нужно догадаться о происхождении его от Мацесты. Каждый болгарин знает Сочи, но названия источников ему неизвестны, а контекст ничем не намекает на них.

Ко вторым, т. е. переводным именам той же вто­рой группы, относятся названия произведений литера­туры и, в особенности, искусств. Исключение составляют некоторые иноязычные названия (см. гл. 6), а также за­главия произведений научной литературы; обычно — при цитировании, в ссылках — они сохраняют свое оригиналь­ное написание, в особенности в тех случаях, когда оно не переведено на ПЯ.

Эта предпосылка — имеется ли данное произведение в переводе или нет — касается всех заглавий. В зависимо­сти от нее переводчик будет а) переводить его или б) ис­кать, как оно переведено до него. Например, в русской литературе "The Merchant of Venice" Шекспира известно как «Венецианский купец» — не торговец, не коммерсант или негоциант, а именно купец, хотя «торговец», пожа­луй, нейтральнее («купец» все же обладает некоторой