Невероятный сезон
Шрифт:
Она больше не хотела говорить о романтике.
– А что насчет творчества? Я думала, ты собиралась стать поэтом.
Талия помолчала, а затем ответила:
– Не уверена, что мои каракули чего-то стоят. В любом случае есть вещи поважнее поэзии.
Калли моргнула, пораженная переменой в амбициозной сестре. Было время, когда та не говорила ни о чем, кроме мечтаний стать писательницей. Но прежде чем она смогла задать новый вопрос, Грация спросила:
– А как насчет тебя, Калли? Чего ты хочешь?
Она так долго была сосредоточена на своем первом сезоне, мечтая о сказочно-счастливом
– Мне всегда нравилось помогать маме с младшими, – сказала она наконец. – Я хотела бы стать матерью. Но более того, изменить мир к лучшему. Мне важно помогать людям, облегчать их страдания, делать их жизнь радостнее.
– Тогда хорошо, что ты собираешься выйти замуж за священника.
Калли не слишком задумывалась о том, что означает брак с Адамом, кроме того, что она этого не очень хотела. Но, выйдя за Адама, она станет женой викария. Конечно, она не могла проповедовать, но разделила бы с мужем тяжесть его служения. Откровенно говоря, большая часть церковных речей казалась ей утомительной, даже проповеди отца, и она представляла, что писать их – еще тяжелее. Но она была бы рада выслушивать истории прихожан, их жалобы, находить способы помочь, облегчить тяготы и исправить ошибки. Крошечная надежда зародилась в ней. Возможно, ей стоит стремиться в жизни к большему, чем просто наладить теплые отношения с мужем.
– А ты, Грация? – спросила Калли, переводя разговор на кузину. Она позже спросит Талию о ее стихах.
– Я бы хотела иметь собственную лабораторию, – сказала она, никого этим не удивив. – И ассистента, чтобы убирал там, вел корреспонденцию и составлял документы аккуратным почерком. И кого-то, кто будет готовить и вести хозяйство. Когда-нибудь я представлю Королевскому обществу свою работу, хотя в настоящее время женщинам это не позволено, и меня пригласят выступать по всей Европе… возможно даже в Америке, Азии и Африке. Я буду путешествовать по миру и познакомлюсь со всеми самыми интересными людьми, и никому из них не будет дела, насколько плохо я танцую или вышиваю.
– Это звучит восхитительно, – сказала Талия.
Калли подумала, что все эти путешествия, должно быть, утомительны. Она не прочь совершить спокойное турне по Европе, но поездка за тридевять земель казалась большим приключением, чем ей хотелось бы. Ей нравилось быть в знакомых местах среди тех, кого она любит, и, если она и собиралась посетить другие страны, ей пришлось бы пробыть там достаточно долго, чтобы завести новых друзей, чтобы почувствовать себя комфортно.
Их разговор перешел на другие темы. Постепенно, сладко похрапывая, заснула Грация, а затем и Талия. Калли еще некоторое время не спала, думая о прошедшем вечере, и, когда она, наконец, задремала, вспоминала о танцах.
Но в воспоминаниях она танцевала не с мистером Солсбери, а с Адамом.
XVIII
Одного поля ягоды
С тех пор как была напечатана эта работа, я провел ряд исследований о пламени, и, как мне кажется они проливают новый свет на эту важную тему,
Примечание Грации: Интересно, он ставил себе цель «пролить новый свет» на изучение пламени? А еще я думаю, как убедить маму разрешить мне исследовать горючие вещества?
На третье утро после бала, когда Грация завтракала, ей доставили тоненькое письмо. Тост у нее во рту рассыпался в прах, когда она увидела обратный адрес. Она поблагодарила лакея, который оставил конверт рядом с тарелкой, и выпила залпом чай. Все еще держа чашку, она уставилась на послание, гадая, хватит ли у нее смелости вскрыть его.
Мама спросила:
– Ты откроешь письмо, Грация? От кого это?
– Возможно, от мистера Левесона, – заметила Калли, бросив насмешливый взгляд на сестру, которая сидела напротив.
Грация покачала головой.
– Это не от него.
На адресе значился Сомерсет-Хаус, где располагался кабинет Королевского общества и куда она отправила опровержение на статью Л. М.
Конечно, это был отказ, неопределенный и вежливый, что все равно чертовски бы ее задело.
Грация поставила чашку.
– Боюсь, я не слишком голодна, – сказала она, прижав к груди письмо и выбежав из столовой, чтобы спрятаться в своей комнате.
Она попыталась открыть конверт пальцем и тут же порезалась о край. Сунув кровоточащий палец в рот, Грация порылась на столе в поисках ножа для бумаги. Она просунула узкое лезвие под печать. И вскрыла письмо.
«Дорогой мистер Элфинстоун», – конечно, она подписала письмо «Г. Элфинстоун». Не было смысла указывать имя, если ее пол будет использован против нее. Грация глубоко вздохнула.
«Мы будем рады опубликовать ваше эссе с опровержением в следующем номере журнала “Философские труды”».
Далее следовали детали, но Грация едва прочитала их.
Ее работа будет опубликована.
В настоящем научном журнале. В том, где была опубликована Каролина Гершель примерно тридцатью годами ранее. Она прижала послание к груди и завизжала, падая на кровать в припадке радости.
Дверь в комнату открылась.
– Грация? – спросила Калли. – С тобой все в порядке?
Грация взмахнула письмом над головой.
– Я в порядке. Более чем! В восторге. Отлично. Превосходно. – Она села. – Я… буду опубликованным автором!
Кузина подошла к кровати и поцеловала ее в щеку.
– Это замечательная новость!
– Что за новость? – спросила Талия, войдя в спальню вслед за сестрой.
Грация колебалась. Она вспомнила, как Талия призналась, что завидовала ее решительности опубликоваться, и подумала о ее странно-пренебрежительном замечании относительно своих стихов несколько вечеров назад. Но Талия должна знать, поэтому Грация отбросила опасения.