Невероятный сезон
Шрифт:
Тетя Гармония вскинула брови, и Талия отдернула руку.
– Надеюсь, я смогу ангажировать вас на пару танцев, – сказал он.
Талия предполагала, что ей следует изобразить нерешительность, но какой в этом смысл? Он ей нравился, и она не возражала, чтобы он знал это.
– У меня свободны «Аллеманда» и «Роджер де Коверли». И последний танец перед ужином – тоже.
Краем глаза она видела, что тетя пытается привлечь ее внимание, вероятно, чтобы сказать, что она слишком бесцеремонна, предлагая так много, но Талия не жалела об этом. Разве цель бала – всего брачного рынка –
– А что, вальсов нет? – спросил он.
Талия с сожалением покачала головой.
– Нет. Тетя считает их слишком скандальными, хотя их и танцуют в «Олмаке».
– Тогда я возьму «Аллеманду» и танец перед ужином, – сказал Джеймс.
Он склонился, и Талия уловила исходящий от него знакомый аромат лаванды и цитруса.
– Я бы забрал их все, но не хочу ставить в неловкое положение вас или вашу семью.
Джеймс и Эмма двинулись дальше. Наконец, череда гостей поредела, и дядя Джон повел их в бальный зал. Благодаря новообретенной популярности Грации и репутации тети Гармонии как хозяйки – никакого разбавленного пунша собственного приготовления на ее вечерах, спасибо большое, – вечер приобрел статус «обязательного к посещению», и в бальный зал набилось слишком много людей, чтобы свободно передвигаться.
Талия протанцевала первые несколько танцев с партнерами, которых тут же забыла. Третий танец она обещала Адаму. Она ожидала, что он скажет что-нибудь язвительное по поводу присутствия мистера Дарби, но он заметил только:
– Ты хорошо выглядишь.
Затем погрузился в молчание, его движения казались механическими.
– Пенни за твои мысли? – сказала Талия, когда танец свел их вместе.
Адам встряхнулся.
– Приношу извинения. Я задумался. Сегодня получил письмо от отца, в котором он призывает меня наслаждаться пребыванием в Лондоне и оставаться тут столько, сколько захочу, но не могу отделаться от чувства, будто он что-то скрывает. Когда я приехал в Лондон, то планировал задержаться здесь до этого бала, а затем вернуться… ты знаешь, он еще не полностью восстановился, и, кроме того, моя учеба у твоего отца… Но потом мы с Калли обручились, и твоя тетя, похоже, ожидает, что я останусь.
– Не понимаю, почему ты должен это делать, если беспокоишься об отце. У Калли есть… – «Я», – подумала Талия и спохватилась. – У Калли есть Грация и наша тетя, к которым она может обратиться, если понадобится. С нами все будет в порядке, если тебе нужно вернуться домой. Калли не может ждать, что ты станешь постоянно ухаживать за ней, как если бы… – «Как если бы вы любили друг друга».
– Я хочу поступать с ней правильно, даже если наша помолвка не совсем обычна.
Танец отдалил их друг от друга.
– Но? – спросила Талия, когда они снова сошлись.
– Но мой отец – раздражительный старик, который воспринимает боль как слабость и не признается, что нуждается во мне, даже если не может самостоятельно добраться из спальни в уборную. – Адам смущенно посмотрел на нее. – Прошу прощения.
– Мы слишком долго были друзьями,
– Да, но он не может делать все, что требуется, если отец нездоров.
– Если это поможет, тебе следует вернуться домой. Мы освободим тебя на пару дней.
Адам кивнул, на его лице отразилось облегчение.
– Ты права, спасибо. Думаю, что вообразил себе лишнего. Ты присмотришь за Калли?
– Я могу попробовать, но сомневаюсь, что она хочет, чтобы я присматривала за ней, – призналась Талия. Они по-настоящему не разговаривали с тех пор, как обменялись гневными репликами после посещения музея. Дни, предшествовавшие балу, заполняла такая суета, что было легко избегать друг друга.
Шаги танца разделили их, на некоторое время соединив с новыми партнерами, прежде чем снова свести вместе.
– Тебе следует помириться с ней, – сказал Адам, продолжая их разговор с того места, на котором они остановились. – Эта отчужденность ранит вас обеих.
– Будешь ли ты так же откровенен со своими прихожанами? – спросила Талия.
– Только с теми, кого хочу видеть счастливыми, – ответил он. – Почему ты с ней не поговорила?
– Я пыталась… и все закончилось ссорой. – «Лицемерка», – так назвала ее Калли.
Адам слегка улыбнулся.
– Дай угадаю… ты почувствовала прилив великодушия и пошла к Калли, чтобы простить ее, а она бросила прощение тебе в лицо?
Когда он увидел выражение Талии, его улыбка стала шире.
– Я знаю тебя большую часть жизни. Знаю, как меняется твое настроение. – Он вздохнул. – Калли не хочет твоего прощения, Талия. Она хочет, чтобы ты извинилась.
– О, – сказала Талия, обдумывая это. – Она и от тебя ждет того же?
– Возможно. – Адам снова вздохнул.
– Стало бы проще, если бы мы обе не были такими упрямыми, – призналась Талия. – Мы унаследовали это от мамы.
Свет отразился от очков Адама, когда он посмотрел на нее.
– Калли не упрямая… она добрая и щедрая до невозможности.
Талия рассмеялась.
– И ты утверждаешь, что знаешь нас! Калли упряма как железный прут, спрятанный в пуховой перине. Мягкая и податливая по большей части, пока не доберешься до сердцевины, и тогда ее невозможно сломить. Она не проявляет такой силы воли, когда дело касается только ее самой.
Если бы это было не так, они, возможно, не оказались бы в столь затруднительном положении.
Адам посмотрел на нее слегка испуганно.
«Боже», – подумала Талия. Может, у них с Калли была какая-то надежда.
Помимо танца и беседы с Адамом, только время, проведенное с Джеймсом, показалось ей стоящей частью вечера. Они кружились в элегантных па «Аллеманды», взявшись за руки, соединив их над головой и поворачивая друг друга в танце. Они кружились так, что могла заболеть голова, но Талия скорее наслаждалась ощущением того, что комната расплывается перед ней, чтобы остановиться, когда в фокусе оказывалось лицо Джеймса. Каждый раз он улыбался ей, и каждый раз внутри нее все трепетало.