НЕЗАБВЕНИЕ
Шрифт:
В машине шумело от ветра. И всё бы ничего, но от этого гула и насморка голова его стала совсем тяжелой.
В половине девятого Ерохин зашел в отдел, перекинулся парой слов с дежурным и поднялся в свой кабинет. Новостей особых не было, и ничто не предвещало в тот день перемен.
В четвёртом часу здание вдруг тряхануло, и тотчас следом дрогнули стёкла. Ерохин поднялся со стула и подошел к окну: мрачное небо висело над городом. И тут же зазвонил сначала один телефон, а следом за ним другой.
Весть о взрыве на химзаводе вмиг облетела маленький город. Вот только подробности были никому не известны. Даже в отделе милиции,
Когда позвонила Кира, поначалу Никита не понял, почему она вдруг решила, что там был Кирилл. Месяца три назад Ерохин сидел у него в кабинете. Чуть позже дошло: Алексин работал начальником участка спецмашин. Именно эти машины обслуживали тот самый цех, где делали порэмит. Он позвонил Алексину на работу, но его телефон не ответил. Ерохин нашел номер начальника цеха, однако и тот молчал. Ему удалось дозвониться до бухгалтерии, и там подтвердили, что около трёх Алексин уехал. Но это всё, что было известно. Сердце так сильно забухало, что казалось, удары слышали все.
Первым делом Никита пошел в уголовный отдел, но кабинет был закрыт. Он спустился к дежурному, тот махнул тяжело рукой и лишь подтвердил, что взорвался цех химзавода. Как? Неизвестно! Его же только-только построили, и совсем недавно, может месяц назад, в комбинате с восторгом расписывали экспериментальное оборудование, наперебой расхваливали безопасные технологии.
Ерохин напрягся. Он вернулся к себе в кабинет, но мысли вертелись вокруг одного: где Кирилл. Время шло, и хотя к вечеру он поднял на ноги всех, выяснить удалось только то, что около трех Кирилл уехал туда.
Лишь в больницу привезли пострадавших, Ерохин прорвался в кабинет знакомого главврача. Тот провел его в реанимацию. Однако Кирилла там не было. И тогда Ерохин настоял провести его в морг. Однако и там Алексина не было. Ерохину сказали, что ищут пропавших. Вот только никто не знал: кто они, эти люди, и сколько их. Ерохин вздохнул: во всяком случае, это не конец. В неизвестности, всё-таки, есть надежда.
Он хлопнул дверью, закрыл кабинет на ключ, быстро спустился по лестнице и, выскочив на крыльцо, заметил дежурный УАЗ. В эту секунду машина с рёвом метнулась к дороге, повернула налево и быстро помчалась. Ерохин пробежал по двору, сев за руль, закурил и завёл мотор. Потом достал из кармана платок и начал звучно сморкаться. К вечеру насморк усилился. Он вытер нос и, сунув грязный платок в бардачок, вынул оттуда чистый и запихнул в карман. Ерохин дал газу, резко вырулил со стоянки и погнал на завод.
Так. Кажется, здесь поворот, – неожиданно для себя подумал Ерохин и круто свернул направо.
День медленно умирал. Даже в машине был слышен шум ветра. В сумерках дорога выглядела незнакомой. Серый асфальт крутился и перемешивался с бликами фар. Их яркий свет выхватывал из темноты кучи щебня на голых обочинах. Вращались черные силуэты деревьев, проплывали обочины, за ними угадывались неровные очертания одиноко лежащих огромных камней. Вдали набухали мрачные тени карьерных отвалов. Все это было привычно. Не нравился окутанный пушистым матовым облаком сияющий шар. Он появился в вечернем небе, как только Ерохин свернул на дорогу, ведущую к заброшенной фабрике. Комок желтого света в зыбкой молочной вуали явно его преследовал. Почему-то от одного только вида этого шара Ерохину стало не по себе. Он надавил на педаль, дал газу
Дежурный сержант
Ближе к вечеру тревожно задребезжал дверной звонок. Глеб никого не ждал, и резкий нарастающий звук вызывал беспокойство. Он глянул на часы: без пятнадцати пять. Лариска после работы ушла в парикмахерскую, делать «химию». Это надолго. Вернуться должна не раньше шести. У сына в школе – вторая смена.
Глеб постоял немного, напряженно прислушиваясь. Тут же снова раздался звонок. В этот раз он был требовательным, протяжным. Глеб заглянул в глазок – перед дверью стоял Петрухин. От того, что сержант был одет по форме, стало понятно: случилось плохое. Ну и денек! «Как всегда без предупреждения прислали машину», – обреченно подумал Глеб, открывая дверь.
– Спишь, что ли? – буркнул сердито Петрухин, задыхаясь и кашляя.
Он наклонился и обхватил руками колени.
Глеб хотел было улыбнуться и что-то ответить, но сержант распрямился, переступил через порог и заворчал:
– В этом городе есть хоть один дом, где работает лифт?
Выглядел он уставшим, осунувшимся. Петрухин, прислонившись плечом к стене, чуть отдышался и встревожено проговорил:
– Давай одевайся! Собирают весь личный состав.
– Случилось-то что? – спросил раздраженно Глеб.
Глаза у Петрухина округлились:
– Ну ты будто с печи свалился! Не слышал по радио? «Порэмит» взорвался.
Глеб напрягся, лицо его вытянулось:
– Тот, что рядом с «Восточной»?
– Он самый, – мрачно ответил Петрухин.
Он молча закрыл глаза и провел по лицу ладонью.
– Говорят, там такое… – Петрухин, дернув плечами, вздохнул. – Уже половина наших уехали. Ну и понятное дело, горноспасатели в полном составе.
Глеб встрепенулся:
– Слушай, и года ещё не прошло, как цех тот построили.
– Точно, – Петрухин нервно кивнул. – Его тогда мигом слепили.
Он помолчал, а потом процедил сквозь зубы:
– Вот у нас так всегда: давай-давай быстрей, а потом подумаем.
По старой армейской привычке Глеб быстро оделся. Немного замешкался, пока писал записку жене. Со вздохом сказал:
– Опять остался без ужина.
Глеб, проклиная дежурного, метнулся на кухню, открыл холодильник, достал банку кабачковой икры, отрезал хлеба, намазал кусок и принялся быстро жевать. Он доедал бутерброд и допивал остатки холодного чая, когда из прихожей донёсся сиплый голос Петрухина:
– Дай попить. В горле совсем пересохло.
Глеб стряхнул рукой крошки, прилипшие к его губам, и оглянулся: две трёхлитровые банки привычно стояли на подоконнике, только были пусты. «Опять никто не набрал! Ну знают же, что воду отключат. И так каждый день!» С раздражением он заметался по кухне, выглянул виновато в прихожую:
– Слышь! Ты извини! Ни капли воды. Мои, как всегда, забыли набрать.
Глеб взглянул на часы:
– Дадут через 10 минут. Давай подождём.
Сержант покосился на Глеба, кивнул с пониманием и прохрипел, ухмыльнувшись: