НЕЗАБВЕНИЕ
Шрифт:
Осторожно взглянув на свекровь, Кира заметила, как та, сутулясь, прикусила губы, сжала глаза и снова бесшумно заплакала. Лицо её передернулось. Сквозь слезы она прошептала чуть слышно:
– Бедный ребенок…
Слабый свет уличного фонаря косо подсвечивал лица. Они сели в машину и поехали на завод.
Горечь тревоги сгущалась. Пока ехали, дух короткого осеннего дня угасал и слабел. Небо склонилось к земле. Чернильно-чёрные тучи висели в сетях горизонта. В наползающих сумерках растворялись обреченные к вечной позе старые сосны. Машина двигалась по дороге, такой однородной
Кира, повернув голову, взглянула в окно. Бледный шар двигался в небе в одном направлении с ними. В шероховатых мазках мерцающих бликов просвечивали его неясные контуры. Окутанный призрачным облаком света непонятный предмет мчался в темном пространстве с той же скоростью, что и машина. Выглядел он каким-то странным. Даже казалось, что шар провожает их немигающим взглядом. Кира сидела почти неподвижно, словно застыла, и боялась нарушить молчание. Она только чувствовала, как страх, неслышный, плотный, медленно заползал в её сердце и прятался.
Ночь сомкнулась
Мрак сгущался густой темнотой, и луна никак не могла пробиться сквозь чёрные тучи. В безнадежно пустой бесконечности ночи ощущалась ничтожность всего земного. Глеб подвигал ногами, вскинул голову, пригляделся: вдалеке как будто дрожали огни. Они вспыхивали желтым светом и, медленно приближаясь, опять исчезали. Едва свет от фар вырвался из темноты, как начал резать глаза. Глеб сощурился настороженно. Он бросил сигарету на землю, наступил на неё и принялся нервно давить ногой.
Объезжая глубокие рытвины, по дороге ехал «Москвич». Глеб, вытянув голову, вцепился взглядом в машину, через мгновение выдвинулся из тьмы и замахал руками.
Машина поехала медленнее, притормозила и через секунду-другую остановилась. Разом распахнулись три дверцы. Из машины вышла пожилая пара, и следом – молодая женщина, та самая, с редким в их городе именем Кира. Ветер тотчас раздул капюшон на её дубленке. Она, зябко дернув плечами, натянула его на голову.
Глеб оглядел их настороженным взглядом, нахмурился.
– Дальше ехать запрещено, – задребезжал его тонкий голос.
Он нервно вздрогнул, однако постарался придать себе важный вид.
– Пропустите, пожалуйста, – кротко попросила пожилая женщина, – у нас там сын.
Она поспешно сунула руку в карман, вынула скомканный белый платок, вытерла им глаза и взглянула на Глеба так жалобно, что ему хотелось бежать, исчезнуть отсюда.
Он сгорбился, но повторил всё также сурово:
– Дальше ехать запрещено.
Глеб почувствовал, как натянуто звучит его голос. Он окинул взволнованным взглядом Киру. Та сжалась и втянула голову, словно хотела спрятаться. Казалось, она не дышит. Ветер трепал непослушные пряди светлых волос. Они, выбившись из-под капюшона, обвивали её лицо.
Кира, хватая ртом воздух, еле выговорила:
– У м-меня т-там муж, п-пропустите, п-пожалуйста.
В широко раскрытых глазах отражался свет
Он не мог вынести этого застывшего взгляда. Сделалось не по себе. Казалось, взор её обращён в пустоту. Он потупился, бледнея, и помотал головой. «Если бы она знала, что там…». Глеб напрягся, облизал языком пересохшие губы и машинально стряхнул с рукавов налипшую землю. Он отошёл, содрогнувшись и от холода, и от воспоминаний. «Интересно, она узнала меня? Размечтался! С какой стати она должна меня помнить».
Невинные детские воспоминания перемешивались с воспоминаниями прошлой зимы, и тут же сменялись картинами минувшего дня. Кира. Когда же он услышал это имя впервые? Вот ведь, сразу не вспомнишь. Но точно, в то время, когда в его жизни хороших дней было больше, чем безнадёжно-плохих.
На дороге снова мелькнула машина, вслед за ней показалась ещё одна – старый, светлого цвета «Москвич». Они резко затормозили. Хлопнули дверцы. Из «Москвича» выскочил парень и подбежал к «Жигулям». Оттуда в то время вышел знакомый по службе, старший лейтенант из ОБХСС Ерохин. Они тотчас размашистым шагом двинулись в сторону Киры, следом все разом взглянули на Глеба.
– Замерз? – небрежно бросил Ерохин.
Глеб ответил с поспешностью:
– Есть немного.
Он зябко подвигал плечами. Пар от дыхания растворялся в морозном воздухе.
Ерохин поёжился и, достав из кармана платок, начал сморкаться с гулким, протяжный шумом. От стылого ветра он содрогнулся и, вытерев нос, молча мотнул головой. Глеб кивнул с пониманием, и они отошли в сторону.
Кира с тревогой смотрела на них, потом услышала раздраженный голос Ерохина. С чувством собственной значимости он двинулся по дороге. Где-то рядом завыла собака.
Когда Ерохин вернулся, он уверил Киру, что пока ничего не известно. Она ловила каждое слово. Губы её дрожали, и спазм сковал горло.
– Что же делать? – хрипло спросила Кира.
– Ждать, – слишком нервно ответил Ерохин.
От такого ответа всем стало как-то не по себе.
Короткое слово «ждать» тревожно повисло в воздухе.
Сердце от страха зажгло, и Кира вся сжалась. Она кинула взгляд на свекровь, та подняла воротник на пальто и уткнулась в него лицом. Плечи её задрожали. Отец Кирилла сжимал в зубах незажженную сигарету и нервно рылся руками в карманах.
Захлестывал страх, но в отчаянии они лихорадочно продолжали цепляться за неизвестность, как за спасательный круг.
Огонек последней машины скрылся за поворотом. Ночь сомкнулась. Лишь было заметно, как за обочиной щерятся сосны, да черным по черному силуэты отвалов очерчены в обрамлении неба. Зажатый плотной настороженной тишиной, Глеб остался стоять на перекрёстке. Ветер дул беспощадно, и холод стоял такой, что руки окоченели. Его пробирала дрожь. Никогда ещё не было так одиноко и страшно. Жадно хотелось курить. Он порылся в карманах и вынул мятую пачку «Ту-134». Зажал в губах сигарету, чиркнул спичкой, сделал несколько глубоких затяжек и прикрыл глаза. Горький табачный дым чуть успокоил его.