НЕЗАБВЕНИЕ
Шрифт:
Огонь сигареты ярко светился в ночи. Глеб стряхнул пепел, поднял воротник, вскинул голову и пошатнулся – в небе над ним парил сияющий серебристый шар. Летел он бесшумно в ту самую сторону, где зияла теперь пугающая воронка. Этот шар, расплывающийся, нечеткий, похожий на лампу, повис над чёрной дырой и замер. Из шара на землю выпал голубовато-зелёный луч и начал медленно шарить вокруг. Глеб, забыв о тлеющей сигарете, боялся дохнуть. Напрягая глаза, он мучительно вглядывался в темноту и не шевелился. Змеились искристые отблески, извивались причудливые спирали, светящимся облаком они окутали шар. Спустя мгновение он метнулся загадочной тенью и стремительно полетел к отвалам, едва различимым
Глеб почувствовал, как ноги его занемели. Он с усилием ими подвигал. В морозном воздухе беспомощно таял пар от прерывистого дыхания. По спине поползли мурашки, и Глеб передернулся. Тут снова раздался собачий вой, и лишь он один был напоминанием о живом.
Глава 2.В розовом свете
Часть 1.Детство
Детский сад
Семь лет прошло с того дня, как у Глеба появилась сестра. Ему самому тогда было три, и с тех пор в Заводском переулке мало что изменилось. Всё так же, как прежде под окнами дома, на солнечной стороне, качались на стройных стеблях махровые шапки циний, душистыми волнами пенились флоксы: изящные белые, огненно-красные, розовые. Порой до конца сентября цвели такие привычные к холодам золотистые бархатцы. Их пряный запах мама любила больше всего. Летом в саду по-прежнему рос крыжовник, кусты чёрной смородины обсыпали сверху донизу спелые ягоды, узловатые ветви яблонь тяжело клонились к земле. Сюткины, и как это вам удаётся обманывать переменчивую погоду? – удивлялись соседи.
А сестра свалилась на Глеба непонятно откуда, и с тех пор он не знал покоя. В один из дней Ирка опять вернулась из садика вся в слезах, и причиной тому стала Кира Уварова.
В детском саду снова ставили оперу. Приготовили красочные декорации, наделали кружек из папье-маше, у воспитательницы Нины Николаевны нашёлся бочонок с надписью «Мёд», заведующая принесла самовар из дома, и, по обыкновению, выбрав актёров, с каждого сняли мерки и пошили костюмы, Тут-то, к изумлению Глеба, Ирка разобиделась не на шутку. До слёз ей стало завидно, что Кире Уваровой досталась роль Мухи-Цокотухи.
– Не плачь, – уговаривал Глеб сестру, – роль Бабушки-пчелы тоже очень хорошая. Ну не могут же все играть главные роли. Помнишь, ты сама говорила, что в прошлый раз, в «Кошкином доме», Кира играла Курицу.
– Да, но она ещё была Снегурочкой, – с плачем тараторила Ирка.
Снова и снова раздавалось жалобное завывание с всхлипами. Слезы лились настоящие, крупные, и лицо у сестры покраснело.
Глеб вытаращил на неё глаза.
– И что?
– А то! – в отчаянии голосила она. – Когда в тихий час нас укладывали спать, Киру водили на репетиции.
Глебу вспомнилось, как прошлой зимой мама взяла его в детский сад на новогодний утренник младшей сестры. Вот тут он увидел девочку с длинными белокурыми косами. Одета она была в голубую шапочку с белой опушкой, и в отороченную белым мехом голубую атласную шубку с серебристым узором, будто мороз расписал. Глеб с любопытством следил за девчонкой, и как только Дед Мороз со Снегурочкой проходили рядом, он решил проверить, настоящие ли это косы, а может – веревки, и так потянул, что голова у Снегурочки дёрнулась. Глеб, не мигая, уставился. Он даже разволновался, всё ждал, что Снегурочка закричит. Но она лишь оглянулась и снисходительно посмотрела ему в глаза. Если бы Глеб знал тогда, что это Кира Уварова, он бы дёрнул за косу посильней.
Однако
Хотя, по правде сказать, с тех пор, как в их группу пришла Маша Петрова, Кира сблизилась с ней. Они вместе вытворяли разные шалости, но Ире не нравилось участвовать в том, за что к тому же потом доставалось от взрослых.
Дело шло к полудню. Ира, моргая, переминалась ногами на месте и оглядывалась по сторонам.
– Сюткина, кто был зачинщиком? Отвечай! – спрашивала в который раз воспитательница.
Пусть это звучало мрачно, и грозный голос пугал, но Ира молчала. И не потому, что не хотела выдавать ребят. Одно дело – Аня, или Женя, с недавних пор они стали подругами, и в этот день на прогулке вместе играли в «дом». Просто Нина Николаевна застала её врасплох, а Ира и вправду ничего не видела, и потому не знала, что ответить. Незадолго до этих расспросов стоило Нине Николаевне на минуточку отлучиться, как кто-то заметил, что пара штакетин в ограде болтаются на верхних гвоздях. Но разве же от неё скроешься. Только-только самые смелые успели вылезти в дырку, как воспитательница вернулась. Сначала Нина Николаевна загнала детей на веранду и, буравя глазами поверх очков, устроила им допрос. Но от этого толку не вышло: все отмалчивались. Тогда она увела их с прогулки, отправила в раздевалку и велела каждому встать напротив шкафчиков. Приказала: стоять, молчать, не шевелиться. И, уходя, прошипела: только попробуйте пискнуть. Тут же все замерли. Нина Николаевна вышла и захлопнула за собою дверь. Стиснутые белыми стенами, дети стояли и безмолвно разглядывали друг друга.
В полдень летнее солнце нещадно палило в окна. Его ослепительный свет бил прямо в лицо. Пылинки перед глазами лениво кружились в горячих лучах. В голове тихонько звенело. Также как Кира Уварова, Ира ладошкой прикрыла глаза, потом повернулась и зашептала:
– Ерохин, смотри, как кружится пыль.
Никита Ерохин, можно сказать, с рождения выглядел этаким маленьким мужичком, основательным, плотным, серьезным, потому-то все называли его по фамилии. Он, глянув мельком на Сюткину, тихо промямлил:
– Сам вижу.
Никита повернулся к окну, и в эту минуту на полу что-то глухо ударило. Он оглянулся: Кира неподвижно лежала у шкафчика. Глаза её были закрыты, и у согнутых ножек растекалась лужица.
Все тотчас затихли, а потом вспорхнули, как воробьи, закричали и ринулись разом к двери.
Застучали шаги в коридоре, и в раздевалку вбежала заведующая, а следом за ней, застёгивая на ходу халат, влетела Нина Николаевна. Медсестра примчалась последней и тотчас склонилась над Кирой.
Никита, одной рукой вытирая нос, другой потянул Нину Николаевну за рукав и спросил:
– Она умерла?
Та испуганно дёрнулась:
– Да замолчи ты, Ерохин. Это обморок.
Что такое «обморок», Никита не знал.
В эту секунду медсестра прощупала пульс и крикнула:
– Дышит!
Она вскинула голову:
– Откройте окно! Воздуха! Воздуха дайте!
Заведующая, встав на колени, трясла Киру за плечи.
– Кира, Кира! Ты слышишь меня?
Кира не помнила, сколько длилось беспамятство. Лишь очнулась, заплакала и почувствовала, что лежит в луже. Влажные трусики холодили ей тело. Какие-то люди в белых халатах склонились над ней и хлопали по щекам. Потом её взяли на руки, унесли в спальню, положили там на кровать и укрыли одеялом. И Кира, согревшись, тут же уснула.