Ночь тебя найдет
Шрифт:
Пока я была в больнице, Бридж прислала свою любимую, доверенную и чрезвычайно практичную домработницу. Больше никаких хрустальных шаров, разбросанных по кухне, никаких полусгоревших свечей и просроченных чайных листьев, никаких старых газет и недоупакованных коробок, о которые можно споткнуться, — теперь все это где-то в другом месте, выброшенное недрогнувшей рукой. Каждая поверхность сияет. Все занавески отдернуты, чтобы пропускать солнечный свет.
Бридж лично забила холодильник вкусными домашними обедами, фруктами, газировкой, свежевыжатыми
Она убрала с моей кровати рваную простыню, заменив ее комплектом постельного белья из любимого бутика с роскошным количеством нитей на квадратный дюйм, и купила специальные подушки, чтобы во сне голова была приподнята. Разложила на прикроватном столике все мои таблетки.
Мы обе понимали, что в ее доме мне не выздороветь. Мы с Майком все еще подвешены в воздухе. Его второй визит в больницу вместе с Бридж был полон недомолвок. Я твердо знаю, что тот поцелуй на крыльце был нашим последним, и в то же время уверена: нам еще долго предстоит жить в сухом, исполненном неловкости мире.
Невролог велела мне оставаться в городе по крайней мере еще месяц, чтобы исключить неожиданные побочки от сотрясения мозга. Она решительно высказалась против немедленного возвращения в пустыню к работе, напомнив мне, что единственная больница в Биг-Энде обслуживает двенадцать тысяч квадратных миль.
Что до опухоли, то невролог все еще сомневается. Сейчас никаких операций; возможно, никогда. Будем наблюдать.
Набираюсь смелости спросить:
— Вы уверены, что опухоль не может вызвать слуховых или зрительных галлюцинаций? Голосов?
— Маловероятно, — отвечает она, после чего интересуется: — Вы не потеряли номер психиатра, который я вам дала?
— Нет, не потеряла.
Следующие четыре недели я играю по правилам и считаю дни. Восстанавливаю отношения с сестрой. Собираю «Лего» с племянником, играю в шахматы с Эмм. Перед тем как прогнать таблеткой девушку с браслетом, я обещаю ей, что она будет следующей. Борюсь с накатывающей временами ослепляющей головной болью и тошнотой.
Со злорадным удовольствием наблюдаю, как Буббу Ганза с его трибуной разносят в интернете. Элис выступает с публичным заявлением, с ней рядом сестра и родители, и ее речь безупречна. Милая, потерянная, безусловно заслуживающая доверия.
Любимое оружие Буббы Ганза обратилось против него, его жизнь развалилась на части из-за правды об одной четырнадцатилетней девочке.
Отныне он — беспокойный центр десятков конспирологических теорий. Будто бы он всегда знал, что является отцом Лиззи, и использовал ее похищение ради рейтингов. Будто он пытался сбежать в Англию, где живет его отец, но королева объявила ему пожизненный запрет на въезд. Будто он пытался сбежать в тайную колонию Илона Маска на Марсе, но пожизненный запрет ему объявили инопланетяне. Будто бы он съел сома-гея и теперь крутит роман с Тедом Крузом.
Несмотря на все это, я продолжаю верить, что Бубба Ганз понятия не имел, что Лиззи — его дочь.
Пока
Майк вечерами проезжает мимо на патрульной машине, надвинув бейсболку на лоб, как будто я его не узнаю. Шарп проносится среди ночи, сопровождаемый низким мачистским рокотом своего пикапа, прекрасно понимая, что его я узнаю.
Я стираюсь из людской памяти, как сон в пастельных тонах. Самая большая проблема на моем газоне — это нашествие кротов. Соседи машут мне руками от своих почтовых ящиков и приносят суп тако, кукурузный хлеб с халапеньо, квадратики техасского листового пирога на бумажных тарелках, прикрытых фольгой, грудинку барбекю от Тревиса Хейма. Техас любит белые шляпы.
Я сосредоточиваюсь на восстановлении.
Представляю, как трещина на моем черепе затягивается, словно молния на куртке, а ягода черники в мозге съеживается, как изюминка.
Шарп — он не отпускает меня.
Каждый день я думаю о том, что ощущала, когда его палец скользнул по моему запястью и он посочувствовал моим драконам. Как он пришел за мной к Брандо задолго до того, как переполнилась ванна. Как выглядела его рубашка, забрызганная моей кровью.
Каждую ночь я прокручиваю в голове все тревожные вопросы к нему. Пропавшая девушка, которую он не может отпустить. Лассо в его пикапе и исчезнувший мужчина по прозвищу Челнок. Предупреждение Майка про бутилированную бурю. Уверенность Никки, что Шарп — опасный заклинатель змей. И подвески, рассыпанные, как умирающие звезды, одна из которых сейчас у меня на шее.
На тридцатый день я встаю рано, собираю вещи, загружаю их в джип.
В семь утра вбиваю в навигатор адрес в двадцати девяти минутах езды от дома.
Я размышляю.
Каким долгим и в то же время коротким бывает путь к тому, чтобы со всем этим покончить.
Это Бридж рассказала мне про дом Шарпа на окраине города. Дом стоит на границе нетронутых земель, а линия горизонта Форт-Уэрта маячит вдали. Его жилище, сказала мне Бридж, просто коробка, в которой он прячется во время дежурств.
Дом в стиле испанских тридцатых, оштукатуренный, с терракотовой крышей, стоит на проселочной дороге. За ним прячется металлический сарай неопределенного возраста.
Пикап Шарпа припаркован у закрытых ворот с надписью «Дорога Эмбер», которые ведут к изрытым пастбищам. Соседей нигде не видать. Бридж сказала, что Шарп владеет по меньшей мере сотней акров, пятьюдесятью головами крупного рогатого скота, парой лошадей. Однажды она была здесь с Майком на полицейском барбекю.
«Красивый вид», — призналась Бридж.