Новый Вавилон

Зуев Ярослав Викторович

— Голгофа их, кстати, не смущала, даже наоборот, они искали ее, — помнится, сказал мне Юань Шикай, смакуя маленькими глоточками душистый чай Юнь У, что переводится как Облака Тумана. Говорят, вопреки названию, Юнь У способствует просветлению, поскольку, сколько бы человек не таращился на окружающие его в нижнем мире предметы, они лишь отвлекают его внимание по пустякам, мешая сосредоточиться на главном. А вот когда все кругом затянуто туманом, невольно обращаешься вглубь себя…

— Не смущала? — удивился я. — Но почему? Это ведь наверняка чудовищные муки, быть распятым…

— Сейчас поясню, — сказал Юань Шикай. — Тайпины были осведомлены о сверхъестественной силе, которой наделен Телец в нижнем мире, где испускаемое им магическое сияние завораживает овец, и они бредут к ложному свету самостоятельно, сосредоточенно пережевывая жвачку. Овцы становятся такими ручными, что Тельцу даже пастухов

назначать не требуется, все идет самотеком, как очередь в американской столовой самообслуживания. Овцы все делают за него. Сами стригут друг с друга шерсть, причем, в три шкуры, — тут генерал невесело ухмыльнулся, — сами плетут из нее то самое Золотое Руно, которым Телец их манит. И, это такой установившийся миропорядок, которого отменить нельзя. В Нижнем Мире. Даже Иисус Христос этого не сумел, он и не пытался, к слову. Просто личным примером показал путь Дао, ведущий к Спасению. Не к Спасению в Нижнем Мире, прошу вас, не путайте, тут спастись нельзя чисто технически, но к Спасению от Нижнего Мира. Христос вышел через дверь, которую христианские теологи по невежеству назвали лобным местом или Кальварией. Дверь, пустившая Спасителя, осталась приоткрытой, чтобы каждый, у кого достанет мужества, мог последовать за ним, как это сделали чуть позже Петр и Павел. Помните, что с ними случилось? Оба они были распяты при императоре Нероне. Об этом в евангелиях подробно рассказано, надо только уметь читать между строк. Возьмите хотя бы Петра, которого Иисус призвал, чтобы сделать «ловцом человеков» — иными словами, поставил на кастинг, проводить face control, mind control и предполетный инструктаж. Христос ему даже ключи от Царства Небесного посулил, о чем недвусмысленно говорится у Матфея. А что это были за ключи, знаете? Нет?! Так я вам скажу. Когда за апостолом явились посланные Нероном легионеры, у него были все шансы сбежать, то есть, спастись — по нашим убогим человеческим меркам. И тогда Спаситель лично явился к нему и велел идти на смерть. Петр подчинился, и его распяли, для разнообразия — вниз головой. Точно такая же история произошла с Савлом, получившим известность в качестве апостола Павла…

— И другого пути нет? — помнится, спросил я генерала, предвидя ответ. Юань Шикай грустно покачал головой.

— Иного не дано, полковник. По крайней мере, не в нашем мире, где, или через Голгофу, или никак. Таким образом, считайте гвозди, заколачиваемые легионерами в вашу плоть, отмычками к замку на двери в Небесное Царство. Ну или контрамаркой, так тоже можно. Повторяю, вам, Телец силен, и нет никакой возможности сокрушить его на территории, отошедшей ему в полное пользование. А вот разозлить Тельца, чтобы обеспечить себе распятие по полному мученическому профилю — совсем другое дело. Кстати, тайпины с этой задачей справились блестяще. Англичанам пришлось перебросить в Китай армейские корпуса, освободившиеся после победы над русскими под Севастополем. Вдобавок, маньчжурам подкинули европейское оружие — по программе гуманитарной помощи. В итоге — восстание тайпинов утопили в крови. Нанкин — последняя цитадель повстанцев, был взят и вырезан до последнего человека. Таким образом — тайпины добились своего — они вошли в Царство Небесное весьма плотной и многочисленной группой. Я бы сказал, впервые применили конвейер, почти как на заводах Форда…

Тот разговор стал последним с Юань Шикаем. Вскоре генерал был свергнут заговорщиками и убит. Китай вернулся под английское влияние, а мне довелось уносить оттуда ноги…

Проскользнул ли Юань Шикай через калитку, о которой столь убедительно мне говорил — не знаю…

***

— И это Будущее, ради которого наши товарищи живота не пожалели, не за горами, братцы! — с чувством продолжил Шпырев. Встрепенувшись, я снова очутился на палубе «Сверла», среди советских моряков, провожающих своих павших товарищей. — И оно, — не какая-нибудь там химера вроде Царствия Божьего, о котором треплются временно недобитые нами попы, а прямо тут, рядышком, — товарищ начальник простер ручищу к носу эсминца, за которым полыхала пурпуром Амазонка. Еще бы ей не полыхать, клонящееся к закату Солнце погрузилось в реку примерно до половины. Зрелище потрясало великолепием…

Багровый закат…

— Кто еще хочет слово сказать? — спросил Шпырев, и я увидел Триглистера. Комиссар решительно протискивался сквозь тесный строй моряков, пока не очутился в шаге от начальника экспедиции. Разница между этими двумя большевистскими вожаками, стоило им очутиться нос к носу, из разительной сделалась комичной. Я уже говорил, Шпырев был голубоглазым богатырем нордического типа, охапка нечесаных волос цвета соломы, бычья шея и широченные плечи словно сошли с иллюстрации к «Песни о нибелунгах»,

прочитанной мною в юности. Драконоборец Зигфрид, вот кого напомнил мне Ян Оттович в тот миг. Триглистер же, напротив, был смуглым замухрышкой в очках, а его впалая грудь сгодилась бы повару вместо черпака. Словом, они были — как ветхозаветные Давид и Голиаф в большевистском исполнении. Кстати, точно, как библейские персонажи, эти двое практически сразу вступили в единоборство. Меер Аронович что-то произнес, Шпырев отрицательно покачал головой. Комиссар, вспыхнув, принялся доказывать свою правоту, оживленно жестикулируя у оппонента под носом. Он даже приподнялся на цыпочки в запале. Это, впрочем, мало что дало, лоб товарища Либкента оставался на уровне выреза грубой матросской робы Яна Оттовича, откуда проглядывали синие полоски линялой моряцкой тельняшки. О чем был спор, я, понятно, не знал. Сначала комиссар наседал, а Шпырев лишь хмурился, играя желваками, но затем его терпение лопнуло. Отстранив Триглистера ладонью с такой легкостью, будто тот был вырезанным из фанеры флюгером, начальник зычно выкрикнул:

— ИЗВОЗЮ-УК?! КО МНЕ!!

Моряк, откликнувшийся на зов начальника, оказался еще крупнее Шпырева. Выше на добрых полторы головы и гораздо шире в плечах. Ума не приложу, как проморгал эдакого слона!

Я не расслышал приказа, отданного Шпыревым верзиле. Но понял, в чем состояла его суть по последствиям, которые наступили для Триглистера. Извозюк сделал шаг к комиссару, выставив перед собой ладонь размером с поддон для тропических фруктов.

— ПЛЕТКУ СЮДА ДАВАЙ, ПАДЛО! — кажется, прорычал гигант, я не сумел с лету перевести этой фразы, ее смысл сделался очевиден по реакции Меера Ароновича. Извозюк почти целиком заслонил его от нас с Гуру, но мне почудилось, Триглистер схватился за кобуру. Его немедленно разоружили и, подхватив под локти, потащили тем же путем, что и тело павшего моряка, которое комиссар назвал чрезвычайно ценам человеческим материалом…

— Идиоты! Подняв на меня гуку, вы замахнулись на всю пагтию! За это полагается гасстгел! Слышите меня: ГАССТГЕЛ!!!

Лица матросов, тащивших комиссара, оставались непроницаемыми, но им вряд ли улыбалась перспектива быть поставленными к стенке. Триглистер отчаянно сопротивлялся, извиваясь червем, и конвоирам довелось фактически подхватить его на руки, как суровым мамашам — взбалмошное дитя!

— Пагтия сугово покагает вас за надгугательство над ее посланцем! — не унимался Триглистер. Экипаж молча наблюдал за этой безобразной сценой. Никто даже не шелохнулся.

— Ты, Либкент, еще не вся партия! — хрипло бросил в спину комиссару Шпырев.

— Вы мне гта не заткнете, гой вы тупой!!!

— Троцкист злоебучий!! — с ненавистью процедил начальник экспедиции, когда комиссара наконец-то уволокли. — Слышь, товарищ Джемалев, иди-ка сюда, браток…

— Достукался Меер… — вполголоса обронил Вывих. Мне послышалось злорадство в голосе Гуру, хоть, естественно, я мог ошибаться. Да уж, вот так День Нептуна устроил я сыну, ничего не скажешь…

— Предупреждал я его, мудака, следи за базаром, блядь, когда с Яном Оттовичем разговариваешь. А он ему в глаза решил попрыгать, и момент подобрал такой, что писец! Ну теперь ему боцман всю дхарму к хуям отобьет. Вместе с кармой…

— Боцман?

— Ага, Вася Извозюк. Он, хотя, на судне боцманом числится, по факту состоит при товарище начальнике кем-то вроде палача…

— Вы шутите? — сказал я, делая отчаянные усилия, чтобы не закашляться. Чудовищно запершило в горле.

— А что, разве это похоже на шутку, Персей?! — желчно осведомился Гуру. — Помилуй нас всех Вишну, мы ж в автономном плавании. Значит, все должно быть, как у людей, включая дисциплинарную комиссию, трибунал и вешательно-расстрельную команду. Да ладно вам, чего позеленели? Можно подумать, у вас на королевском флоте, никто никого никогда не вздергивал на рее ради укрепления дисциплины! Вы молитесь, чтобы из-за придурка Меера нам с вами не перепало! Шпырев вбил себе в голову, что это кто-то из нас слил маршрут «Сверла» американцам. Ну теперь Мееру точно пиздец…

— В каком смысле, Вывих?

— Вы чего, блядь, маленький мальчик, полковник?! В прямом смысле! Прямее, блядь, не бывает! Будет теперь Извозюку показания давать. И, уж будьте уверены, даст такие, как Шпыреву надо, с этим у марксистов четко налажено. Как говорится, пять ударов по яйцам, и человек меняется на глазах. И, если Яну Оттовичу припечет выявить на «Сверле» разветвленный троцкистский заговор, то Извозюк со Сварсом выявят в два присеста. Триглистер, когда они за его жопу примутся, и заговорит, и соловьем запоет, и, блядь, закукарекает даже! Говорил же я ему, долбоебу, не лезь, морда жидовская, на рожон! Не в том мы положении сейчас все! Троцкий-то — тю-тю. Спекся, ушлепок…