Новый Вавилон
Шрифт:
— Нет, — откликнулся я.
— Как и значительная часть моих моряков, — сказал капитан. — Точнее, находящихся на борту людей.
— Вы о Дне Нептуна, господин каперанг? — догадался я.
— Мы это обязательно днями исправим, — пообещал Рвоцкий.
***
Стол, за который нас пригласил капитан, был уже накрыт, сервирован и только ждал, когда же мы приступим к трапезе. Блюда, которыми нас побаловал кок, были не слишком изысканными, но вкусными и сытными. Полагаю, они относились к русской кухне, я в этом не очень-то разбираюсь. На первое нам подали щи и грибной суп, на второе — сбрызнутые уксусом пельмени и голубцы под сметанным соусом. В качестве холодных закусок выступали восхитительные соленые огурцы, маринованные грибы незнакомого мне вида, Гуру звал их лисичками,
По правую руку от меня оказался Гуру, слева присела Эльза Штайнер. Теперь, когда она оказалась так близко, я получил возможность убедиться, до чего же она хороша. Настоящая красавица, изящная, как статуэтка из слоновой кости даже в своей жуткой чекистской чешуе. Скажу больше, куртка, галифе и высокие сапоги, даже шли фройлен Штайнер, придавая сходство с какой-нибудь английской аристократкой Викторианской эпохи, гарцующей верхом на породистом арабском скакуне. Для полноты картины, ей не хватало, разве что, хлыста наездницы. Я еще не знал тогда, чтобы осаждать рысаков, фройлен Штайнер вполне хватает колкого языка, порой превращающегося в жало…
Генри очутился за столом напротив меня, он занимал место между Шпыревым и капитаном Рвоцким. Сварс и Извозюк разместились ближе к двери в компании офицеров Красной Армии и чекистов. Ученых, как заливал мне Вывих в обед. С торца присело несколько флотских офицеров, они держались особняком. Старпома было не видать, как я понял, кавторанг Каланча ушел в ходовую рубку, сославшись на служебные обязанности.
— Ну, что же, товарищи, — молвил Шпырев, поднимая граненый стакан с водкой до краев. — Выпьем за наших павших братушек, чтобы им хорошо было там, где они сейчас. То есть, в Светлом Будущем, ровно таком, которое каждого ждет, кому свою кровушку до капли за рабочее дело пролить не жаль. И где мы, пока еще уцелевшие марксисты, обязательно с ними встретимся, как только пробьет наш смертный час! — с грохотом отодвинув стул, товарищ Шпырев встал. Мы, естественно, тоже поднялись. И, не чокаясь, как принято у русских, когда они поминают усопших, опрокинули стаканы слаженней вышколенных полковых горнистов. Мне довелось осушить свою емкость до дна. Ты же знаешь, дорогая, мое негативное отношение к алкоголю, выработавшееся за годы скитаний по самым отдаленным уголкам планеты. Любой закаленный лишениями путешественник поневоле становится аскетом. Пристрастия к алкоголю и табаку, пагубные для здоровья в городских условиях, в дремучем лесу становятся смертельно опасными, и это, понятно отчего. В джунглях нельзя расслабляться, ты или постоянно начеку, или труп. Кроме того, мне не раз доводилось видеть мучения курильщиков. Оставшись без табака в глуши, бедолаги буквально сходили с ума. Унизительная, постыдная картина. Тот, кто идет навстречу опасности, в неведомое, туда, где еще не ступала нога человека в ботинке, обязан воспитывать в себе силу духа. А какой дух у пьяницы? Разве что, тошнотворный духан, исходящий изо рта вперемешку с бессмысленной мешаниной слов…
Впрочем, там же, в далеких странствиях, я также приобрел кое-какие навыки выживания среди дикарей, на собственной шкуре убедившись: пренебрегать их обычаями еще опасней, чем курить, и не где-нибудь, а прямо в крюйт-камере. То есть, если, скажем, какие-нибудь кхмеры, разумеется, из самых лучших побуждений и руководствуясь исключительно законами гостеприимства, вознамерились угостить вас жареной собачатиной или вяленой макакой, ничего не попишешь, надо есть. Если только не желаешь оскорбить аборигенов и собственной персоной загудеть в котел. Или на вертел, это без разницы. Вот точно так довелось действовать и мне в кают-компании «Сверла», то есть, по обстоятельствам, как выражаются военные. Я уже имел дело с русскими прежде и знал, отказ пить вместе лошадиными дозами традиционно рассматривается как плевок в физиономию. Признаться, я даже Генри не сумел уберечь от соблюдения этого жуткого обычая, в тот вечер наш мальчик впервые отведал водки…
Не успели мы как следует закусить, а Шпырев сделал знак снова наполнить стаканы.
— А теперь, дорогие товарищи, я хочу поднять чарку за нашего дорогого товарища Ленина, вождя международного пролетариата
— Надо пить, — шепнул мне Вывих, и мы дисциплинированно перелили спиртное в глотки. Надо так надо… После трех стаканов водки в голове зашумело, зато, признаюсь тебе со стыдом, милая моя, чудесным образом развиднелось на душе, а камень, лежавший на сердце, воспарил. Это, естественно, был натуральный самообман в чистом виде, прямое последствие алкогольного дурмана, куда я нырнул с головой. Однако, не могу сказать, будто не приветствовал этого в тот момент. Даже почувствовал, как прорезался аппетит. До того — мне кусок в горло не лез, а тут, как по волшебству, отпустило. Откусив моченый помидор, оказавшийся восхитительным на вкус, я обернулся к Вывиху, уплетавшему голубец. Хотел расспросить, куда и зачем унесли тело одного из павших моряков. А еще, разумеется, о товарище Джемалеве, познавшем, поди ж ты, премудрости самих суфиев. Однако, в первую голову, меня, конечно же, занимала судьба арестованного начальником экспедиции Триглистера. Как-никак, мы пробыли рядом порядочно времени. Гуру был единственным человеком на корабле, к которому я мог обратиться.
— Что теперь будет с Меером Ароновичем? — понизив голос, спросил я. Вывих, вздрогнув, словно ему залепили подзатыльник, выронил надкушенный голубец, и тот шлепнулся в тарелку, разбрызгав сметану на скатерть.
— Черт бы вас побрал, Офсет, что за идиотские вопросы за столом?!
Резкость, с какой это было заявлено, резанула меня, и я холодно пояснил, что, на мой взгляд, вполне естественно беспокоиться о попутчике, которого начал считать своим товарищем по экспедиции, пускай, и не из самых приятных.
— Вам-то какая забота, что с ним теперь сделают?! — прошипел Гуру почти враждебно. — Думайте о собственной шкуре, Персей, вот вам мой дружеский совет!
Не вняв ему, я позволил себе заметить, что не привык поступать по-скотски…
— Не привыкли?! — ядовито осведомился Гуру. — Так привыкайте! Вам теперь ко многому доведется привыкать, причем, чем быстрее, тем лучше персонально для вас. — И добавил, пока я переваривал это: — Выкиньте Меера из головы, полковник. Настоятельно рекомендую. Вы ему все равно не поможете…
— Как я понял, ему инкриминируют, что он разгласил маршрут судна американцам с англичанами?
— Вы чертовски догадливы…
— Его злая ирония понравилась мне даже меньше тона, каким это было сказано.
— Предлагаете сидеть, сложа руки?! — спросил я, не удосужившись скрыть презрительных интонаций.
— Предпочитаете лежать, протянув ноги?! — парировал Вывих.
— Протянуть ноги?! — переспросил я, покусывая губу.
— Кали вас за ногу, полковник, что вам неймется?! — нервно отложив вилку, Гуру кинул быстрый тревожный взгляд на Шпырева, не прислушивается ли? Но тот черпал пельмени из здоровенной дымящейся кастрюли и, склонив голову набок, слушал Рвоцкого. По губам начальника экспедиции блуждала мрачная ухмылка.
— Думаете, лично вас трудно обвинить в соучастии, полковник? — осведомился Гуру, поедая меня глазами. — Нет ничего проще, уверяю вас. Вы же иностранец, значит, уже под подозрением! Автоматически, млять! Так что, не играйте с огнем, если только не хотите в кутузку за компанию с Меером! И кончайте совать нос, куда вас не просят! Триглистер сам нарвался! Не надо было в бутылку лезть! Никто его не просил! Сидел бы тихо, может быть, пронесло. Сам должен был понимать, не маленький, чем чревато то, что его угораздило якшаться с Троцким. Он что думал, ему это забыли?!