o fad3c0960b610c79
Шрифт:
ботаник, образно говоря?
– Оно, конечно, видно, - смягчился Суровин. – Только вы волоски-то его все-таки
проверьте. Нашлись они?
– Да, вполне достаточно. Сейчас же сдам на экспертизу. Заодно и узнаю, есть ли
результаты исследования волос и крови с обуха и перчаток. Только знаете,
Николай Владимирович, я почему-то уверен… не знаю даже, как объяснить вам
все это… Одним словом, я убежден, что убийство Рябича никак несвязанно с
хищением
– Вот даже как? – удивился Суровин и остановился посреди двора, куда они только
что вышли. – Но для себя-то хоть как-то прояснили?
– Говорю ведь, нет, - покачал головой Лобов. – У меня такое часто бывает.
Нахлынет какое-то чувство необъяснимое, невероятное даже, однако я все равно
чувствую, что в нем что-то есть, что-то непременно за ним кроется…
– И что, не подводило это чувство никогда?
– Практически никогда, Николай Владимирович. Наоборот, это первоначальное
чувство и оказывалось потом, в конце следствия, самым верным.
– Интересно, - Суровин посмотрел на Лобова и уточнил: - Ну а все-таки, нынешнее
убийство – оно с чем связано, если не с деньгами?
– Не с деньгами, это точно. Скорее причина убийства – личные взаимоотношения.
24
– Между кем?
– В том-то и дело, что пока это неясно. Может – Рябича с коллегами, может, профессора со студентами… Есть одна мысль… - Лобов задумался.
– Ну-ну? – поторопил Суровин.
– Мне кажется, что кое-что прояснится через студенческие работы…
– То есть?
– Ну, те работы, которые поступают к Родскому для отбора участников
конференции.
– А что это может дать?
– Николай Владимирович, умоляю, не тяните из меня того, что во мне самом еще
не укоренилось! – улыбаясь, взмолился Лобов. – Давайте подождем день-другой, когда закончится срок приема работ, тогда посмотрим.
Суровин угрюмо помолчал, идя к машине, потом все же спросил:
– Но ведь деньги-то исчезли!
– Исчезли, - согласился Лобов. – Но попутно, так сказать, поскольку были при
профессоре. Кто-то воспользовался этим фактом для того, чтобы убедить нас в
ограблении. Уверен – так все и было.
– Ладно, убедили. Посмотрим, - Суровин взглянул на часы. – Встречаемся в девять
часов. Профессор Кучин дал согласие на встречу.
– Буду, Николай Владимирович.
4.
Ирина Арнольдовна Тамме понимала, что свершилось ужасное, непоправимое.
Она чувствовала, как неумолимой волной на нее накатывает страх. Он леденил
руки и ноги, комком застывал в гортани. Она пробовала пить горячий чай – не
помогло.
запрокинув голову. Обжигающий напиток опалил ротовую полость, но в пищевод
не попал. Она закашлялась, поперхнулась, выплюнула виски на пол.
Расширенными в ужасе глазами смотрела, как напиток впитывается в палас
бесформенным, рваным пятном. В изнеможении присела на диван, бессильно
опустив непослушные руки. Они повисли, как пустые рукава.
Ирина Арнольдовна отсутствующим взглядом смотрела на циферблат больших
напольных часов. Как же раздражающе медленно ползла секундная стрелка!
Каждый ее шаг отзывался в сердце женщины острой режущей болью. Шаг – укол
боли! Ужас! Терпеть такое становилось мучительно, невыносимо…
25
Днем, после убийства профессора, позвонил ее брат, сотрудник городской
прокуратуры, и сказал, что к расследованию привлечен эксперт-криминалист
Лобов.
«О чем ты, к чему это все?» - не поняла она, но брат пояснил, что Лобов – звезда
столичной криминалистики и если уж он взялся за дело, то непременно через
несколько дней преступника найдут.
«Боже!
– содрогнулась Ирина Арнольдовна. – Уже так скоро! Но что же мне
делать?»
Вспоминая сейчас свое тогдашнее чувство, она понимала, что оно только
усилилось, разрослось в ней одним огромным, жгущим углем и терзает, выжигает
ее душу.
Надо что-то делать! Что-то необходимо предпринять срочно, теперь же!
Она резко вскочила и кинулась к платяному шкафу. Начала лихорадочно хватать с
полок вещи и разбрасывать их по полу.
– Не то, не то! – она в отчаянии швыряла одну вещь за другой, но не могла ни на
одной остановиться.
Потом внезапно замерла, ее взгляд постепенно становился осмысленным. Снова
подошла к бару, еще раз плеснула виски и на этот раз свободно проглотила его.
Казалось, самообладание снова вернулось к ней. Она взяла черный маркер и
прошла на кухню. Через минуту вернулась в комнату, подошла к гардеробу,
собрала кое-какие вещи в небольшой чемодан, оделась и прошла в ванную
комнату. Умылась, причесала короткие темно-русые волосы с пробивающейся
сединой, покрасила губы, ресницы и брови. Внимательно осмотрела квартиру, подняла с полу чемодан и … чуть не выронила его: тишину квартиры разрезал
резкий звонок во входную дверь. Она опустила чемодан, на цыпочках подошла к
двери и, не дыша, посмотрела в глазок. Так и есть!