o fad3c0960b610c79
Шрифт:
выделения просто не могли улетучиться.
– И что это означает, на ваш взгляд?
– Сам пока не пойму, - пожал плечами Лобов. – Думаю, для начала надо отыскать
владельца волос на кувалде и внутри перчаток…
– Разумеется, - поддакнул Суровин.
– И при этом нас устроит только такой вариант, если все волосы будут
принадлежать одному человеку.
– А если разным?
– Если разным, значит, перчатки придется исключить.
– Но ведь на них
– Перчатка висела на том же кусте, за который зацепилась кувалда. Возможно, кувалда при падении задела и перепачкала бывшую там прежде перчатку.
– Похоже на то, - согласился Суровин. – Ведь резонно было бы предположить, что
преступник сначала выбросил кувалду и лишь потом снял перчатки.
19
– В том-то и дело. Но все загадки раскроются или, наоборот, прибавится только
после экспертизы. Пока ясно одно: именно этой кувалдой убит Рябич. Следы
ударов на голове профессора соответствуют форме обуха.
– Резонно, - пробурчал Суровин и замолчал, задумчиво глядя перед собой в
лобовое стекло автомобиля.
Они уже подъезжали к дому, где жил Родский.
Максим Эдуардович Родский отрыл дверь сразу же и любезно пригласил
Суровина с Лобовым в квартиру, едва они представились.
Они прошли следом за ним в большую комнату, обставленную книжными
шкафами, посреди которой стоял письменный стол с компьютером. Хозяин легко
опустился в кресло, жестом пригласив гостей садиться на диван, что они,
поблагодарив его, и сделали.
– Догадываюсь, с чем вы ко мне, - подавленно промолвил Родский, показывая на
компьютер. – В интернете уже сообщили о смерти профессора Рябича.
– Нам бы так оперативно поспевать, - удивился следователь.
– Преступники и репортеры – самые оперативные люди на свете, - грустно
констатировал Родский. – Тут уж ничего не поделаешь: профессия у них такая…
– Скажете тоже – «профессия»! – как бы упрекнул его Суровин.
– А разве нет? – спросил Родский. – Ведь несомненно, что убийцы профессора –
профессиональные киллеры, это видно и по почерку, и по характеру
преступления.
– Это вы, надо полагать, опять же из интернета почерпнули? – поинтересовался
следователь.
– Откуда же еще, - кивнул Родский.
– Поразительная компетенция у господ репортеров! – Суровин раздражительно
хлопнул ладонью по колену и поглядел на Лобова, словно искал у него сочувствия.
– Тут вон даже мы, следователи, еще не во всем разобрались, а они уже все
разъяснили! А известно ли вам… максим Эдуардович, если не ошибаюсь?..
Родский кивнул.
– Так вот, известно ли вам, Максим Эдуардович, -
современные, как вы говорите, киллеры по обыкновению работают
огнестрельным оружием. Беззвучным, кстати. Чтобы следов и шума меньше было.
Об этом могли бы в том же интернете немало интересного прочитать. А тут, как в
стародавние, разбойничьи времена – кувалдой по голове.
20
– Нестандартность преступления говорит лишь о его тщательной
подготовленности … - возразил Родский.
– То есть вы хотите сказать, что убийство готовилось заранее? – нетерпеливо
перебил его Лобов, пристально вглядываясь в глаза Родскому.
– Несомненно, - кивнул тот. – Возможно, убить Рябича готовились уже давно.
Знали – как, чем. Не знали только – где. Но тут вдруг узнали, что профессор с
дочерью собирается покупать квартиру и даже завтра снимет крупную сумму
денег…
– Позвольте, - жестко прервал его Суровин. – А вы откуда это знаете?
– Что – «это»? – спросил Родский.
– Ну, что профессор собирается покупать квартиру.
– Так Василий Нифонтович сам мне говорил…
– Подробнее, пожалуйста, - Суровин кашлянул и снова взглянул на Лобова. Тот, впрочем, и сам напряженно смотрел на Родского.
– Пожалуйста, - невозмутимо ответил Родский, и Лобов в душе подивился его
самообладанию. – Профессор давно хотел купить хорошую квартиру. А недавно, после получения гонорара из Швеции, взялся за это всерьез. Он неоднократно
говорил мне об этом. А вчера так даже сказал конкретно, что с утра поедет с
дочерью в банк и повезет деньги в строительную фирму.
– Он кому-то еще говорил об этом?
– Откуда мне знать? – пожал плечами Родский. – У Василия Нифонтовича было
много друзей.
– И много врагов? – Суровин так и сверлил собеседника взглядом.
– Совершенно верно, - тяжело вздохнув, подтвердил Родский, видимо тяготясь
подозрениями следователя.
– А в каких отношениях были с ним лично вы?
– В самых доверительных, - ответил Родский. – Василий Нифонтович был мне, как
отец. Я вырос сиротой и когда поступил в университет, он как-то сразу и целиком
взял меня под какую-то недекларируемую опеку, что ли, если можно так сказать…
Нет, он никогда не говорил об этом, но я это чувствовал. И был всегда благодарен
ему...
– Настолько, что, как бы это мягче сказать, позаимствовали у него тезисы
выступления на конференции в Лондоне?
– не отступал Суровин.
– А, это вам Ксения рассказала? – грустно улыбнулся Родский. – Не любит она