Один день неизвестного поэта
Шрифт:
"Как закалялася сталь" прочитал там. Понравилась очень.
Павел Корчагин - вот с кем бы сравняться по жизни геройством.
В партию в армии даже вступил. Кандидатом стал. Помню,
мне замполит, что меня уважал почему то, в приватной,
впрочем, насколько возможно приватной, беседе делился:
"Мы, коммунисты, Олег, этот темный народ из болота
тянем на свет. Ты же видишь, какой они мелкий народец...
–
– Потому-то на нас вся надежда..."
Сей мессианский посыл был мне по сердцу. Совесть и воля -
вот что должно отличать коммуниста от серости всякой.
"Это наш крест, - говорил замполит, - он трагичен, поверь мне".
И троекратно крестился... Шучу, не крестился, конечно.
Как-то заметив, что я изучаю учебник на тему
социализм и его экономика, он одним пальцем,
согнутым в первой фаланге, по книжке слегка постучал и
мне заявил: "Ерунда. Это мусор. Возьми для прочтенья
книгу "Политэкономия капитализма". Увидишь,
это тебе пригодится. А это, - он ткнул в мою книжку
согнутым пальцем опять, - можешь выбросить. Это ненужно..."
Как понимаю сейчас, был он прав стопроцентно. И вместе
с тем коммунистом он был просто рьяным. Как в нем уживался
сей парадокс - не могу объяснить, - убежденье, что только
партия наш рулевой и практически ведь диссидентство!
Видимо, только по этой причине торчал в этой жуткой,
Богом забытой дыре, на заставе и будучи в званье
уж капитана, являлся всего замполитом заставы,
ибо начальник его непосредственный был лишь старлеем.
Умный был шибко, наверно. Еще он учился заочно
в юракадемии. Правда, мы с ним разосрались в финале.
Уж перед дембелем это случилось. Однажды с наряда
где-то под утро придя, как всегда мы собрались на кухне,
а не в столовой, как велено нам по инструкции было
и, распивая чаи, о девчонках болтали и прочем.
Старший наряда я был и со мной еще два человека:
друг мой ефрейтор Пруденко Валера по прозвищу Моцарт
и рядовой, чью фамилью забыл, к сожаленью. Ночную
выпечку хлеба отведав, - а хлеб мы пекли на заставе
сами, - и кружкой крутой кипяток зачерпнув из кастрюли,
пили без сахара чай и болтали о девочках, верно.
Зная, что ночью порой офицеры, когда им не спится,
могут с проверкой нагрянуть на кухню, мы двери закрыли.
это солдатам как раз повара и давали тарелки
с пищей. А мы чрез него и проникли на кухню. Оно-то
и послужила лазейкой для Зотова ( у замполита
Зотов фамилия, помню, была). Как ругал он нас! Матом.
Мне же сказал, что гонюсь за дешевеньким авторитетом
у подчиненных, и он во мне разочарован. Обидно
очень мне стало, и я, побледнев, что-то резко ответил.
Тут замполит рядовому скомандовал противогаза
три принести и, когда тот принес, дал команду нам: "Газы!"
Бегали час мы вокруг пограничной заставы, снимая
и надевая опять на себя эти противогазы.
Но, наконец, отпустил замполит нас. Однако же после
этого случая он мне сказал: " Филипенко, тебе я
рекомендацию в партию больше не дам. Чтоб ты понял".
Я ведь тогда кандидатом был только и чтоб полноправным
членом стать партии, рекомендации нужно дождаться
тоже партийца, который бы знал тебя около года.
Ну, а поскольку уже на гражданку тогда собирался,
то, чтоб скорее меня на гражданке впустили в сонм горних,
нужно мне было с собой привести чье-то благословенье.
Вот и вся схема. По-моему, очень разумная схема.
Все-таки приняли в партию, но кандидатом ходил я
аж полтора где-то года. А приняли уж на заводе,
что занимался разливом и выпуском всякой молочной
вкусной продукции. Там, романтизм находя в том, работал
грузчиком я. Никогда не забуду ту двойственность в чувствах:
очень стыдился кому-то сказать, что член партии, тайно
веря, что все ж коммунизм победит на планете и люди
станут умней, благороднее, в общем, совсем не такими,
что окружали меня на заводе и дух мой сковали.
На партсобраньях мой стыд достигал апогея при виде
лиц коммунистов, далеких от тех идеальных кондиций,
что представлялись когда-то мне в том обобщенном и смутном
образе то ль Дон Кихота, а то ль коммуниста, не помню.
Ну, а парторг просто сволочью был: хитрожопым и подлым.
Впрочем, хороших и честных людей было больше, но все же
для утонченного духа казались они примитивны.
Как эстетический вкус мой страдал, так этический тоже.