Один день неизвестного поэта
Шрифт:
к дому направился. Фруктов развал на лотке увидал я
и решил яблок купить. Килограмм попросил мне завесить.
Парой словечек легко перебросился я с продавщицей,
ибо всегда у нее покупаю, она же привыкла,
что покупаю всегда у нее и ревнует порою,
если к другому лотку подойду выбирать себе фрукты.
"Не отбивайте клиента", - кричит она в шутку соседке,
но в ее шутке сквозит и обида. Поэтому
к ней подхожу покупать себе фрукты и овощи тоже.
Мне же за это пакетик бесплатно дает она часто.
Вот и сейчас килограмм мне отвесив антоновки, тут же
свой предложила пакетик и денег просить за пакетик
не собиралась. Я с ней расплатился и двинулся дальше.
Хлеба купить еще надо бы. Возле ларька, что как раз мне
был по пути, шаг замедлил, решая стоять иль не надо
в очереди, что была небольшой, но и в ней не хотелось
время терять. Ну, уж ладно. Чуть-чуть постою. Все же надо
хлеба купить. Впереди очень долго считал свои деньги
пенсионер, зажав палочку между коленок. Вокруг я
стал озираться, на окна смотря, на деревья в попытке
переключиться с неспешного пенсионера на что-то
что отвлечет мои мысли, толкавшие чуть ли не в спину
бедного дедушку. Кроны деревьев собрали вниманье
взгляда, что просто блуждал. Мне на ум пришла мысль, что весна-то
скоро пройдет. Вон как быстро деревья покрылись листвою.
Вновь незаметно проходит весна. А ведь ждал ее все же.
Вспомнилось детство. В саду абрикос стоит белый-пребелый.
Эти цветы, что на ветках растут, изучаю с восторгом.
Да, любопытство иссякло. Теперь прозаичен и жалок
взгляд мой на мир. Красоту он улавливать мало способен.
Стук об асфальт деревянной клюки вмиг отвлек мои мысли
от элегических воспоминаний: то дедушка наземь
палку свою уронил. Он уже рассчитался, как видно,
ибо совал кошелек чуть дрожащей рукой в карман куртки;
хлеб же в пакете держал он другою рукою. Нагнулся
я и поднял его палочку, чуть подождал пока руку
освободит, ту, которой совал кошелек, после отдал
палку ему. Наконец-то черед наступил мой полбулки
хлеба купить. Продавщица армянка слегка улыбнулась
мне, как знакомому старому, - часто я здесь покупаю
хлеб или к чаю каких-нибудь сладостей. Нравятся чем-то
люди армянской наружности мне. Может быть, потому что
жил там, когда служил
службу свою проходил, и Армения стала частицей
жизни моей. Много зрительных образов связано с этим
краем, который красив и суров. Ностальгия почти что
сердце сжимает порой, когда вспомню красивые горы,
что без единого деревца, только травою покрыты,
солнца восход, золотящий зубцы гор, туманы в долине,
лица ребят, пограничную нашу заставу, событья
полусмешные и полупечальные. Все таким милым
кажется мне и так хочется съездить в края те, увидеть
снова места, где провел полтора почти года, откуда
с грустью и все-таки с неким восторгом щенячьим уехал,
дембеля честно дождавшись, считая, что главное в жизни
ждет впереди, и все ближе оно, уже рядом. И, правда,
все так случилось, как я ожидал, без обмана все вышло,
только сейчас, вспоминая все это и глядя с улыбкой
в карие очи армянки, как в очи судьбы, - у судьбы же
темные тоже глаза, - понимаю, что все позади уж.
Что же, тем лучше. Та правда, что ныне со мною, милей мне,
чем те иллюзии. Нет, ничего не хочу возвращать я.
Впрочем, что значит иллюзии? Есть ли гарантия, скажем,
что и сегодняшний взгляд, очень трезвый, как кажется ныне,
лет через двадцать не будет мне полным иллюзий казаться?
Да и с чего взял, что ныне-то правда открылась, вчера же
полон иллюзий был? Может, в вчерашних иллюзиях больше
правды и истины, чем в прозябанье сегодняшнем. Может,
видел реальность вчера таковой, какова она в сути,
нынче же вижу тень тени и думаю - вот она, правда.
Правда лишь в том, что как лето сменяется осенью, зиму
вскоре сменяет весна, а весну опять лето, так людям
свойственна смена духовного облика, но вариантов
тоже не много у нас в обновленье духовном, примерно
столько же, сколько у времени года. Весною зовем мы
детство и юность, преклонные годы зимою зовем мы,
лето со зрелостью мужа сравнимо, а осень с горчайшей
зрелостью, в коей уже увяданье заметнее с часом.
Но ведь бывает и так, что весна в вашем сердце наступит
несколько раз. В пятьдесят, в шестьдесят лет, бывает, наступит
в сердце весна: то любовь разрушает всю логику жизни.