Один день в Нью-Йорке
Шрифт:
— Ну, так что? — спросила Белль, — Ты счастлив?
Он посмотрел на нее, отвернулся и снова посмотрел с милой, светлой улыбкой, на которую она ответила точно такой же.
— Я люблю тебя, — просто сказал Голд, — Ты ведь знаешь это?
— И я люблю тебя, — ответила Белль, как никогда осознавая истинность этих слов.
Через неделю после этого известия Румпель решил, что стоит подготовить малышу комнату, позвонил домовладельцу, заставил вывезти мебель из гостевой и полностью расчистил помещение. Об оформлении
— Почему синий? — спросил Румпель, не имея возражений.
— Синий успокаивает, — ответила Белль, — Убеждает, что все будет хорошо. Думаю, что нам это нужно. И к тому же синий — типичный цвет для комнаты мальчика.
И вот однажды они сидели в этой комнате и подбирали нужные оттенки. Румпель отпускал шуточки и комментарии к каждому, но она ничего не слышала и, тем более не помнила. Помнила только, как он насмешливо морщил нос и улыбался ей, слегка обнажая белые неровные зубы. Помнила как солнечный свет пробивался внутрь и подсвечивал комнату неровными кругами, и как блестели в воздухе пылинки, она сидела в тени, а он — среди всего этого, развернувшись к окну спиной. Такой яркий образ и такое странное ощущение, как-будто ее там и не было вовсе, и в то же время была.
— Так что? — Голд вытащил ее из задумчивости, — Какие?
— Кобальтовый, — улыбнулась Белль, — И лазурный. Нужен еще светлее на потолок и темнее на пол?
— Наверное, хватит двух, — пожал плечами Румпель и отметил, — Нам нужно выбрать не только цвета. Еще и имя.
— Это сложно, — поежилась Белль, — Нужно чтобы оно было не слишком устаревшим и не очень современным. Чтобы оно легко сокращалось, не напоминая при этом унизительную кличку.
— Согласен, — кивнул Голд и взял маркер, — Предлагай.
— Ты будешь на стене писать?
— Ее все равно закрашивать.
— Ладно…
Они перебрали с десяток имен, отвергая их по разным причинам: неблагозвучные, глупые, слишком короткие, слишком длинные и сложные. В итоге сильно прижилось имя Джеймс, которое не больно-то им и нравилось.
— Альберт, — без энтузиазма спросил Голд, — Вроде неплохо. Не устаревшее, не новое. Легко сокращается, причем самым разным образом. И значение довольно нейтральное.
– Да… — медленно согласилась Белль, — Вообще-то идеально. И даже никто не умер среди знакомых… Да и знакомых с таким именем не припомню. Определенно, пока это фаворит.
Так и остался фаворитом, а когда Белль впервые увидела ребенка, то поняла, что другое имя ему и не подойдет.
Во время беременности Белль страшно пристрастилась к сладкому. В особенности к мороженному. Отчасти так она заедала свое раздражение по поводу поведения Голда, который будто цель себе поставил достать ее окончательно своей заботой. На двадцать восьмой неделе он посоветовал ей совсем отойти от дел. Доходило до того, что ей самой даже тапочки надевать не позволялось. Она ощущала себя беспомощным инвалидом, а чувствовала, что может мир перевернуть.
В один из
— Ты простудишься, — ворчал он, как старая противная нянька, — Или тебя раздует.
— Июль за окном!
— Самое начало…
— Июль, Румпель! — возмущалась она, придавая этому факту особый смысл, — Июль!
— Потому первое я позволил тебе доесть, — он неспешно закручивал крышечку на ведерке.
— Ну, да, — согласилась Белль, — Это второе ведро. И что с того? Не раздует меня…
— Нет, — покачал головой непреклонный Голд, — И вообще спать пора.
Белль лишь взвыла и уткнулась в свой смартфон, не обращая на него внимания.
— Что ты делаешь? — устало и сердито спросил он, присаживаясь на другой конец дивана, — Белль?
— Ищу документальный фильм про императорских пингвинов.
— Зачем?
— И правда! — вспылила Белль, — Зачем? Тут один прямо передо мной!
— Это еще почему? — обиделся Голд.
— Потому что они яйца высиживают? — недобро предположила Белль, — А ты воспринимаешь меня, как огромное яйцо, из которого должен птенец вылупиться?
— Мне жаль, что ты так думаешь, — совсем разобиделся Румпель, — Знаешь сказку про мальчика, который кричал «волки»? Теперь считай себя им, потому что я не приду, когда ты меня позовешь. А теперь, раз я тут никому не нужен, позвольте отклониться.
И он ушел в спальню, оставив Белль одну.
— Румпель? — позвала она, — Ну ладно тебе…
Никто не отозвался.
— Ну и обижайся, — пробурчала Белль, — Я за тобой бегать не буду. И не нужен ты мне…
Все же он был очень нужен ей, а эта маленькая глупая ссора только усугубила чувство одиночества и бесполезности, так часто отравляющее ее душу.
Белль поднялась, чтобы последовать за ним, надеясь на его привычную снисходительность, но не успела она сделать и пару шагов, как споткнулась и неловко завалилась между креслом и диваном, медленно съезжая на пол, не способная сопротивляться силе притяжения. Она попыталась повернуться и сделала только хуже, приземлилась на спину и застряла. Наверное, Румпель был все-таки прав, когда говорил, что между разными предметами мебели должно оставаться приличное расстояние.
— Румпель! — позвала она, утратив всякую надежду на спасение, — Помоги! Румпель!
И он пришел, не взирая на свое обещание. Очень быстро, будто сам собирался к ней вернуться
— Белль? — испуганно позвал Голд, — Где ты? Белль…
И вот он стоит над ней и смотрит. Убедившись, что в целом с ней все в порядке, он засмеялся. Наверное, это и правда было смешно.
— Не смейся надо мной, — попросила Белль, — Лучше выбраться помоги!
— Прости… — он все смеялся, смеялся взахлеб, — Это…. Прости… Да у тебя талант!
— Так ты поможешь мне или нет?
— Нет, — ответил Голд, успокоившись, — Не думаю, что тебе это нужно. Я всего лишь пингвин, а ты — сильная и независимая женщина. Помогай себе сама!