Один день в Нью-Йорке
Шрифт:
Дошло до того, что обыкновенный поцелуй на прощание превратился в нечто нелепое и смешное. Им нужен был один день только для них, но Белль располагала лишь парой часов, да и Альберта оставлять более, чем на пару часов она не хотела.
Как-то вечером она хорошо приплатила няне, чтобы та отвела их в музей игр Стронга часа на два-три, и принялась готовится к приходу мужа. Она быстро прибрала квартиру, застелила чистое постельное белье из белого шелка, расставила в спальне масляные аромалампы, приготовила крут из говядины с сухими тостами, достала две
Ей очень хотелось, чтобы Румпель не счел ее ухищрения смешными и странными, и что в ходе этого неожиданного свидания они оба смогут расслабиться, снять напряжение, возникшее между ними. Быть может это было чересчур прямолинейно, но Белль хотелось поскорее «сдернуть пластырь», вернуть известную непринужденность в их отношения. Она расположилась в кресле и принялась ждать. Лучше так, чем подкармливать свою суетливую натуру дополнительными бессмысленными действиями, да и больше шансов на то, что так она сможет справится с волнением и решительнее действовать.
Голд пришел даже раньше, чем она рассчитывала, снял пальто и шляпу, прошел в дальнюю ванную комнату, чтобы умыться, и несколько удивился встретившей его тишиной.
— Белль? — позвал он, проходя в гостиную, — А где дети?
— В музее с Луизой, — ответила Белль, появляясь перед ним и всем своим видом отвечая на дальнейшие вопросы, — Не желаешь присесть?
— Желаю, — несколько настороженно кивнул Голд и улыбнулся, — А что за повод?
— Нужен повод? — невинно спросила Белль, — Вина?
Она подала ужин и разлила вино по бокалам. Румпель занялся едой, то и дело глядя на нее, принимая условия этой небольшой игры. Когда они расправились с ужином, Белль поднялась, подошла к его стороне стола и предложила еще вина.
— Не откажусь, — усмехнулся Румпель, — И от вина тоже…
Она засмеялась, закатив глаза и прикоснулась к его лицу, провела двумя пальцами незримую линию от виска к подбородку и опустилась, обхватила руками его тело, прильнула губами к его губам. Он откинулся назад, позволяя снять с себя пиджак и галстук, расстегнуть рубашку, и сам скинул халат с ее плеч, что-то довольно проурчал себе под нос.
— Даже так? — кашлянул Голд, заметив, что нижнего белья на ней нет, — Что дальше?
Белль только улыбнулась, приникла губами к его шее, провела языком до ключицы, а затем спустилась еще ниже, расстегнула ремень и брюки, потянула на себя и освободила уже набухший член из-под складок ткани. Она нежно сжала его в руке, глядя наверх, в глаза мужа, пытаясь угадать его желания. Это все возбуждало ее даже сильнее, чем его самого. Она собиралась пойти дальше, но Голд схватил ее за подбородок и заставил подняться.
— Нет. Этого не нужно, — твердо сказал он, — Просто иди ко мне.
Белль подчинилась, взобралась сверху. Румпель вошел в нее, по-хозяйски сжал пальцами ее талию. Она задвигалась сначала медленно,
— Теперь можно и вина, — усмехнулся он, а Белль поднялась наполнила бокал и села назад.
Темные теплые глаза смотрели на нее, и ничего кроме них тогда не существовало. Время замерло вместе с ее сердцем. Она поднесла бокал к его губам, осторожно наклонила, позволяя отпить сколько нужно, потом выпила немного сама. Так попеременно они осушили бокал до дна. В этом было что-то особенное, глубоко интимное, откровенное.
— Спасибо за ужин, — довольно поблагодарил Румпель, — И за десерт спасибо.
— Пожалуйста, — ответила Белль и протянула руку за тостом, — Значит, теперь все как прежде? Проблема решена?
— Думаю да, — кивнул он, откусывая первым от ее кусочка, — Не могу поверить, что ты услала ради этого детей. Даже Альберта.
— Они просились в музей Стронга, — пожала плечами Белль, — Я просто решила угодить всем.
— У тебя вышло, — отметил муж, — Но что-то тут слишком тихо. Я теперь тоже хочу в музей Стронга.
— Пошли, — согласилась Белль, дожевывая свой тост, — Только переоденемся.
Пожалуй, для нее тоже было слишком тихо.
Они пошли переодеваться, и Румпель отметил приготовления в спальне довольно присвистнув.
— Ах, да, — сказала Белль, — Я все уберу…
— Белль, — подмигнул Голд, — Оставь.
И она оставила, только свечи в лампах затушила. Они собрались так быстро, как могли, немного прибрали за собой, пока ждали такси и отправились в музей игр.
Альберт Голд опережал в развитии своих сверстников. В семь месяцев он был уже в состоянии что-то невнятно сказать родителям, о чем-то попросить или на что-то пожаловаться. В восемь месяцев он пошел, причем Белль умудрилась пропустить этот момент, а вот Голд — нет. И вместо того, чтобы просто сообщить ей приятную новость, сукин сын научил ребенка самого скрывать это от нее, чтобы обрадовать в нужный момент. Белль случайно попала на репетицию «спектакля», раньше времени пришла домой и зашла в гостиную.
— Падай, падай, падай, — быстро зашептал растянувший на полу Румпель самозабвенно вышагивающему мальчику, который тут же приземлился там, где только что стоял.
— Так… — кашлянула изумленная Белль, — Что это?
— О, чудо! — воскликнул Голд, — Он пошел!
— Когда?
— Две недели назад.
— Почему ты скрывал, Альберт? — спросила она у сына, медленно садясь в кресло — Нехорошо.
— Не… — сказал Альберт, ища поддержки у отца, — Хорошо…
— Извини, — огорчился Голд, — Хотел, как лучше.