Одиннадцать сердец
Шрифт:
— Давайте передохнем и продолжим путь, — устало сказала она и села на пол. Я опустилась напротив древней. Мы все трое молчали некоторое время, затем Дизгария втянула воздух в легкие и пробормотала.
— Королева была здесь. Наверняка смотрела на таблички. Значит комната должна быть где-то рядом. Правильно?
Я кивнула. Звучало здраво. Мы уже совсем рядом с табличками. Но дойдем ли мы теперь до них с Ривален?
Глубоко вздохнув, я прислонилась к стене, вытащила шнурок с камнем из-под одежды. Камень излучал холодный тусклый свет, на который были приятно смотреть в этом полумраке. Интересно, как там Эшер?
Глава 9. …и
Эшер готовился к дороге. Не успели они остановиться в лесу, как что-то снова звало в путь. Что это было? Долг перед Винсентом заставлял забыть про покой? Желание мести? Чувство справедливости? Любовь к Айрин? Или жажда найти себе новый дом?
Лигнеса могла бы быть его домом, если бы двадцать пять лет назад отец не отказался от него. Но Эшер гонит от себя грустные мысли. Возможно, что в лесу его жизнь была бы не лучше. Его бы растил мужчина, который обвинял бы сына в смерти его любимой жены. Остальные бы дети смеялись над ним, потому что он полукровка. Или все-таки все сложилось бы иначе? Отец простил бы его, а племя стало настоящей семьей, которой так не хватало маленькому Эшеру в детстве.
Но Эшер вскоре бросил гадать, как сложилась бы его жизнь. Все это было уже в прошлом.
За пару часов до отъезда Хеленикус подошел к Эшеру и попросил с ним поговорить. Молодой маг не мог отказаться от этой встречи. По правде сказать, ему о многом хотелось спросить шамана, но он не решался первым начать разговор.
Со стороны Эшер выглядел потерянным. Был похож на человека, прибывшим в гости к дальней родне, не решался с кем-либо заговорить. Поэтому и остальные с ним не начинали диалог. Стоило Эшеру пройти мимо говоривших древних, как те тут же умолкали и с интересом смотрели на молодого человека. Они ждали, что Эшер что-то скажет, но тот опускал глаза и шел дальше.
Хеленикуса встретил Эшер в том же зале, в котором они завтракали и обсуждали дальнейшие планы. Стол был пустым, а в комнате царил вечерний полумрак. Свечи бросали на стены длинные тени. Хеленикус стоял у окна, вырезанного прямо в огромном дереве, который служил удивительной конструкцией для построек Лигнесы.
Эшер знал, что древние пошли не от слова «древность», значение было ближе к слову «древо». Когда-то весь мир был полон деревьев, а потом появились люди, которые использовали лес для охоты и добычи ресурсов. Поля и степи были ближе этому народу, потому что он очень быстро разрастался. «Как лесной пожар» говорили древние, успевшие действительно познать подобную катастрофу. Нужно было засеивать поля, а это чрезвычайно неудобно делать в лесах. Каменные стены казались им безопаснее, потому что людей было слишком много, они становились разными, разобщенными. Если спросить древних, подобных Ривален, они в большинстве своем дадут одинаковый ответ на вопрос, что больше всего раздражает их в людской культуре. Камни. Серый булыжник. Зачем его столько много?
Эшер невольно подумал про это, когда увидел окно, вырезанное прямо в коре дерева. И все-таки, как бы презрительно не относились древние к людям, у них было много общего. Например, умение адаптировать природу под собственные нужды.
— Ты пришел, Эшер? — повернулся к магу Хеленикус, и Эшер заметил, что шаман выглядит более изможденным из-за местного освещения. Интересно, сколько ему лет? Древние живут чуть дольше людей. Ему семьдесят? Восемьдесят? А, может, и сто?
— Да, вы ведь звали меня, — кивнул Эшер и убрал руки за спину. — Вы что-то хотели сказать?
Маг обратил внимание на маленькую шкатулку в руках Хеленикуса. Она была деревянная,
— Со всей этой суетой я так и не успел сказать, что рад встретить тебя наконец. Я помню тебя крошечным младенцем. Это я положил в твою кроватку твой камень древних. Где, кстати, он?
Эшер почувствовал себя неловко. Как отреагирует шаман, если узнает, что Эшер отдал эту ценную реликвию человеку? Поймет его порыв, или решит, что Эшер полный глупец, который не ценит род древних, и никогда не сможет занять место в их семье.
— Я подарил его Айрин, — выдавил он из себя и осторожно посмотрел на Хеленикуса. Он ожидал увидеть злобу, но вместо этого заметил изумление и намек на улыбку.
— Вот как? Обсудим это как-нибудь в другой раз. Присядь.
Эшер послушно сел на стул, отодвинутый от стола. Хеленикус сел напротив. Поставил шкатулку на стол между ними. Эшер лучше мог разглядеть узоры. Они напоминали ветви деревьев и дубовые листья.
— Алинария уже поведала тебе правду о твоих родителях? — Эшер кивнул, и шаман продолжил. — Это хорошо. Надеюсь, ты не злишься на своего отца? Да, он поступил плохо по отношению к тебе. Даже то, что ты наполовину человек, не делает тебя хуже. В горе он сам забыл, что некогда любил человека. Но смерть Нессарии разбила сердце Алварикуса, — Хеленикус глубоко вздохнул и прикрыл глаза. — Он разочаровался в любви, был озлоблен на весь мир. А его отец еще подлил масла в огонь. И никто в племени не мог поговорить с Алварикусом, переубедить его, остудить его пыл. Даже я. Признаться, мне стыдно, что я не встал на твою сторону. Мне стоило решиться на то, что сделала Алинария. Только у нее одной хватило смелости пойти против вождя. А после мы все были расколоты.
Голос Хеленикуса был полон горечи. Эшер хотел сказать, что не сердится ни на старого шамана, ни на кого-либо еще, но слова застряли в горле.
— Когда говорят, что древние — большая семья, то говорят правильно. В тот день, когда трое наших покинули клан, каждый член племени почувствовал боль, словно собственноручно убил своего любимого члена семьи. И после этого наш клан развалился навсегда. Я смог удержать половину, а остальные разошлись по всей земле мифов.
Он положил руку на шкатулку.
— Нессария была прекрасным человеком, с ней в нашем племени каждый день светило солнце. Она стала нам так дорога, что мы назвали ее семейным именем, добавив окончание. И вместе с ее смертью мы все надолго потеряли очень ценное качество — мы разучились улыбаться и любить. Есть легенда, что чувства вождя древних передаются каждому члену племени. В те дни каждый из нас почувствовал себя более ожесточенным. Но я думаю, что мы это выдумали, чтобы скрепить собственное разбитое сердце. Однако хватит о грустном, — он улыбнулся, глядя Эшеру в глаза. — Прошли годы, и мы снова увидели свет. И теперь появился ты. И хоть трудные времена вернули тебя домой, но я надеюсь, что это к лучшему. Хочу верить, что ты обретешь здесь свой дом. Если захочешь остаться, конечно.
Эшер повел плечом. Ему не хотелось обижать шамана, но он еще не ощущал, что вернулся домой. Скорее его не отпускало чувство, что он чужой среди своих.
— Рано об этом думать. Нам нужно что-то придумать с камнями, а там видно будет.
— Да, мальчик, ты прав, — согласился шаман, а затем взглянул на шкатулку. — Теперь позволь мне передать то, что принадлежит тебе по праву. Двадцать пять лет я хранил эти вещи, веря, что когда-нибудь снова встречу тебя. И вот, когда этот день настал, я возвращаю тебе то, что принадлежало твоей матери.