Одиночество вдвоем
Шрифт:
И слышу шорох.
Но не пытаюсь выяснить, что происходит в другом конце помещения, ведь сейчас мне с трудом удается пошевелиться. Сжимаю руками живот, лбом упираясь в жесткую кровать, зарываюсь в одеяло, кашляя и давясь слюной, продрогнув, когда ощущаю неуверенное касание к моему плечу. Не поворачиваю голову, продолжая громко дышать через рот. Сжимаю веки, стискивая зубы от изнуряющей боли, что терзает меня изнутри, и ерзаю на кровати, пытаясь подползти ближе к стене, но не выходит. Глотаю слюни, скопившиеся во рту, приоткрывая один глаз, и различаю ноги Эви. Она села на колени, аккуратно касается пальцами моего плеча, поднимая их выше, к
Я уже давно понял, что ей проще находится в темноте. Она ощущает себя спокойнее во мраке, ночное создание.
Мычу, корчась, и сворачиваюсь калачиком, сжимая ткань простыни пальцами, Эви вновь садится на колени, продолжая гладить меня по лбу и волосам, иногда резко отдергивая руку, когда я вздыхаю или кашляю. Девушка наклоняет голову на бок, пальцами второй руки скользит к моей ладони, которой сжимаю одеяло, давясь слюной, которую не могу нормально проглотить, челюсть уже ноет, поэтому у меня появляется желание пожевать что-то, но кусаю только свой собственный язык, причиняя себе боль. Девушка касается пальцами тыльной стороны моей ладони, наверняка ощущая, как она дрожит, и это злит. Мне не нравится, когда кто-то видит меня таким.
«Что с тобой?» — схожу со своего гребаного ума, ибо слышу приглушено голос Дженни, от которого головная боль только увеличивается, вынуждая вовсе сжать веки, чтобы ничего не видеть.
«Я могу тебе сыграть», — смех. Она смеется, и в моих мыслях всплывают картинки — чертовы воспоминания с её участием.
«И чего ты улыбаешься? Я, по крайней мере, петь умею», — Дженни поднимает голову, вновь пальцами пройдясь по струнам, отчего в голове заиграла знакомая мелодия.
Мне нужно открыть глаза.
Больше не могу видеть эту темноту, но веки значительно потяжелели.
«Чего только не сделаешь для тебя, мелкий засранец», — смеется, убирая волосы в хвост.
Прекрати думать о ней.
«Ты уверен, что это съедобно? — Дженни идет по улице, с недоверием рассматривая булку в руках. — Выглядит хуже, чем твоя стряпня».
Уйди.
«Боже», — смеется, качая головой.
Оставь меня, Дженни.
«Нет! — она визжит, крича, когда падает в холодную речную воду, и смеется, смотря в мою сторону, поднимаясь. — Не думай, что это так просто сойдет тебе с рук».
В горле сохнет, а мои попытки сделать глубокий вдох тщетны. Дрожу, чувствуя, как тело тяжелеет, мышцы немеют, мне больше не шевельнуться. Но я всё ещё ощущаю, как Эви осторожно гладит мою щеку и ладонь, поэтому пытаюсь открыть один глаз, но зрачком шевелить так же трудно, так что смотрю только в одну точку, вдруг громко шмыгнув носом. Эви замерла, убрав руку от моей щеки. Не могу быть уверен, что она смотрит на меня, ведь не вижу её, и картинка перед глазами смазывается, когда глаза наполняются горячими слезами.
Дженни обеими руками сжимает
Голубой свет резко погас, погрузив нас в полнейшую темноту.
Комментарий к Глава 19.
Официальный трейлер: https://www.youtube.com/watch?v=ztx5OvtSpU0
========== Глава 20. ==========
Пустые баночки из-под неизвестных для нее медикаментов, а быть может это вовсе не успокоительные, которые так яро употреблял отец каждый день, глотая одну за другой. Один раз, как в последний, давясь, запихивая в себя без остановки, больше не зная меры, не видя границ, не ощущая тяжести на своих плечах. Оно дарило свободу, давало почувствовать себя независимым, отдаленным, изолированным от окружающих.
Но за полетом следует падение.
И падение было смертельным. Раздробленные кости, изуродованная душа вывернута наизнанку, будто крича: «Довольны?» — обращение к пустоте, к людям, которых нет рядом, к самому себя, в то время как тебя больше нет. Это ложь.
Внушение нормальной реальности.
Радости, счастья нет, и никогда не было. Есть лишь иллюзия.
Вы не чувствуете себя хорошо, Вы лишь вынуждаете себя в это верить. На самом деле медленно летите в бездну.
Вся жизнь — это падение.
И в тот день отец Эви достиг своего дна.
От лица Эви.
Крепко.
Его ладонь слишком сильно сжимает мою руку, но не пытаюсь прервать наш контакт в полной темноте, в которой мне гораздо легче дышать. Ещё секунда — и могу нормально различать вещи, вижу Дилана, который пытается приподняться на локте, чтобы уменьшить давление на живот, но лишь кряхтит, выругавшись, после чего вновь не справляется с судорогой, падая носом в простынь. Его лицо практически за пару минут потеет, что говорит о резком скачке давления, поэтому сжимаю пальцами его запястье, чтобы проверить пульс, и, кажется, мое сердце начинает скакать в ритм с его. Бешено. Касаюсь пальцами его лба — горячий, дыхание хриплое, и ему явно тяжело дается наполнить легкие воздухом. Нужно помочь присесть, иначе он не сможет восстановить дыхание.
С этой мыслью, оставив все другие, я попыталась приподнять Дилана за плечи, но мои руки слишком слабы. Тонкие запястья тут же заныли от тяжести груза. Вновь опускаю парня, нервно вытирая пот со своего лба, понимая, что руки в чем-то измазаны. Темном. Приходится встать с кровати, чтобы заставить эту чертову лампу гореть. Той явно по душе издеваться надо мной — мерцает без остановки, но, в конце концов, мне удается включить устройство, лучше разглядев ладони.
И тут сбивается мое дыхание.
Кровь.
Оборачиваюсь. Бледный голубой свет лампы дает возможность рассмотреть Дилана, который с явно выраженным гневом грубыми движениями стирает с лица кровь, что течет без остановки из его носа. Парень поднимается на локтях, кашляя, и хватается пальцами за стену, пытаясь тем самым подтянуть себя вверх, но его попытки тщетны. Стою на месте, не выражая никаких эмоций, но чувствую, как те начинают подбираться к глотке.
Мужчина опускается на кафельный пол, еле держит равновесие, по бледным щекам стекают капли холодной воды, смешиваются с алой жидкостью, что течет из носа. Синие губы дрожат от холода, что внезапно сковало тело, сильно исхудавшее за несколько лет жизни в браке. Он медленно умирает, истощается, каждый день ощущает, что огонь внутри гаснет.