Однажды в Манчинге
Шрифт:
— Можно?
— Тебе, родич, я разрешаю проникать в любой мой дом, где бы он ни находился, — ответил Мидир. — Отныне и навсегда.
Такое он разрешал только брату.
Дрогнула земля, качнулись травы, зашевелился сам воздух двух миров. Ощутимо возмутился племянник.
— Я хотел лишь справиться о здоровье. А не получить пропуск куда я еще не уверен, что хочу попасть, — спокойно произнес Джаред, пропустив мимо острых ушек слово «родич».
Волчий король понял, что на дворе уже день, а племянник покрыт иголками не хуже ежика. Мидир оглядел себя, понял, что он в одной рубашке, нащупал валявшиеся рядом штаны и с трудом
Племянник протянул лежащее на сундуке сюрко и повернул голову вбок и вверх — явно чтобы не стеснять его — забавно втянул воздух и сморщил нос. Мидир ухмыльнулся: запахи волчонок чуял хорошо, ночное присутствие Лейлы уловил без труда.
— Стараниями Лейлы мое здоровье все лучше, — хмыкнул Мидир.
— Лейла замужем, — сурово выговорил Джаред сундуку и поджал узкие губы. Сундук, обладай он разумом, сгорел бы со стыда.
— И я не собираюсь претендовать на место ее супруга!
— Ты ни одной красивой женщины не пропускаешь? — племянник продолжал сердиться на сундук.
Волчий король вздохнул, поняв, что объяснений не избежать.
— Добро, Джаред. Тебе кажется, что уже большой и знаешь все на свете. До тех пор, пока любовь небесная не упала… хм, не осенила ши, он волен познавать любовь телесную. Впрочем, как и галаты. Воздавать ей хвалу, особенно во время Лугнасада, осеннего праздника бога света и любви.
— Нельзя же, э-э-э… — Джаред старательно подыскивал слова, и Мидир насторожился, — так безответственно подходить к продолжению рода!
— Ах вот ты о чем тревожишься! — рассмеялся Мидир. — Лейле ничего не грозит со мной. Дети у ши не появляются лишь от близости телесной. Они рождаются только по любви. По большой любви!
— А как же я? — отвлекся от лицезрения сундука Джаред.
— Видимо, твой отец очень любил твою мать. Хочешь еще о чем-нибудь поговорить?
Продолжать делать замечания по поводу общения с женщиной Джаред не стал — или, что более вероятно, отложил на потом — и лишь сказал со всей возможной укоризной и осознанием несовершенства окружающего мира, заложив руки за спину и выпрямив её так, будто требовал ответа на незаданный вопрос:
— А еще ты выходил!
Мидир отогнал видение Мэрвина в подобной позе: старший брат тоже любил давить на собеседника, но у племянника получалось почти ненавязчиво.
— Навещал Алистера. Главный судья Манчинга принял приговор Главного Судьи ночи.
Интересно, укорит Джаред его методы, заподозрит в кровавой резне или промолчит?
— А я думал, ши не могут зайти без спроса, — племянник удивился сам и нашел, чем удивить волчьего короля.
Мидир этой непредсказуемости обрадовался.
— Иногда верхние дают разрешение, сами того не замечая. Иногда даже помереть могут незаметно, — заметил он, и больше почувствовав, чем увидев укоряющий взгляд Джареда, пояснил: — Жив он. Отныне ему будет о чем вспоминать вечерами! Или о ком! — пояснил он специально приподнявшимся светлым бровкам волчонка. — Оказывается, судья знал Мэрвина. Ещё один друг, — выдохнул Мидир, расправляя сжатый мех, торопясь перевести разговор в другое русло. — Не только мне брат вещал о любви, справедливости и свободе. Только в мире людей это ничем хорошим не аукается.
— Ты сказал, что вы долго не общались… — в тоне мальчишки звучало неявное сомнение. Он словно понимал, что подлавливает собеседника, но не стремился это сделать, давая шанс объясниться.
— Мэрвин редко
Волчий король задумался, и тяжкий вздох вырвался против воли. Он скучал по старшему брату, не предполагая, но опасаясь, что их долгая разлука станет вечной. Как, собственно, и вышло.
— Но за без малого три тысячелетия писем накопилось немало, — закончил волчий король. — Целый сундук! Большой сундук. Хочешь почитать?
— Три тысяче… что?! — очередное удивление Джареда немало порадовало Мидира.
Племянник позабыл задирать нос и расцепил руки, невольно подавшись на шаг ближе.
— А ты думал, сколько лет твоему отцу? Мэрвину, сыну Перворожденного?.. Брат мало писал о себе и о том, что его вынудило покинуть Нижний мир, скорее, в письмах он упорядочивал свои размышления о жизни. Думаю, из них можно будет сделать замечательный трактат, особенно если бы им занялся кто-то из близких.
Мидир помолчал, припоминая последнее письмо, пришедшее всего месяц назад. Вспомнал, как он перечитывал ровные, строгие, будто сам Мэрвин, строчки выверенных слов; как чуть не опоздал на прием Домов Леса и Степи из-за того, что обратное письмо все никак не шло, а клепсидра чудила, выстукивая девять капель в один миг — значит, время опять ускорилось, Мидир промедлил, возможно, минуту, а наверху прошли годы…
— А что его заставило уйти? — Джаред нарушил тишину, вырывая из раздумий. Понял это, и сдержался, замолк, не желая беспокоить Мидира или опасаясь новых знаний.
Мидир вздохнул поглубже и решил начать издалека. Огорошивать всем сразу не годилось — Джаред и без того не слишком любил волков.
— Почему отец так назвал тебя? — вопрос не давал Мидиру покоя, а тут подвернулся повод его озвучить. Выбор имени не был похож на Мэрвина. Возможно, брат решил почтить память отца? Нет, вероятнее, дело было в другом.
— Назвала мама, пока отец был в отъезде, — Джаред нахмурился, как взрослый, поджал губы знакомым жестом. И хотя племянник был не очень похож на брата лицом, манеру воспроизводил почти один в один. — А отец почему-то был не очень доволен мной…
Мидир поспешил перебить мальчика, пока эти слова не были озвучены: магом Джаред был слабым, неудивительно — в Верхнем и без должного обучения — однако его голос уже имел силу. Не стоило придавать облик несбывшемуся.
— Тобой нельзя быть недовольным. Просто Джарет-т-т — вот так, мягко, глухо и чуть протяжно — звучало имя твоего деда, — уточнил специально для недоверчивых волчат. — Нашего с Мэрвином отца. Они сильно повздорили, когда Мэрвин… когда он… — Мидир запнулся, решив, что знание, сломавшее жизнь стопятидесятилетнему брату, рановато для юного племянника.
Однако Джаред решил по-иному.
— Договаривай! — с королевской требовательностью произнес он, вскинув подбородок. Что-то Мидир совсем разболтался тут, в Верхнем…
Алмазная крошка снежинок, горящая на боевой броне Дома Волка… Приход отца с требованием передачи власти. Ему, среднему сыну! Грязный ночной снег, собранный с подоконника, который не остужал пылающий лоб. Все произошло за день-два, но столетний Мидир осознал свершившиеся перемены много позже. Отец наотрез отказывался что-либо говорить о Мэрвине, а потом просто ушел. Сбежал в лес черным волком. И последняя точка — отрубленная голова прежнего, последнего советника, крутившего козни внутри своего же Дома. Это вспомнить, пожалуй, было приятно, но несвоевременно.