Однажды в Манчинге
Шрифт:
Волчий король снова перетек за спину Джареду и зашел так, как полагается, чтобы не напугать мальчишку. Погремел сапогами, покряхтел даже как человек: племянник закостенел спиной, притягивая к себе плошку, наполненную чем-то маленьким и красным.
— Здравствуй, Джаред, — Мидир дружелюбно склонил голову, — да будет благословенна эта пища и славен твой день.
— Благодарю тебя, — этикет мальчишка соблюдал неукоснительно.
— Правда, похоже, на аппетит ты и так не жалуешься, — Мидир изо всех сил старался не заглядывать в тарелку, но его разбирало любопытство.
— Никогда не жаловался! — носик высокомерно задрался вверх. —
— Мм?
Мидир редко давал себе труд разобраться в той траве, которой считал своим долгом пичкать его Воган, а мясом из тарелки не пахло. Пахло какими-то сладкими цветами. Травой? Определению не поддавалось.
— Клубника! — произнес юный волк наставительно и хладнокровно, затем вытащил маленькую красную штуку из своей тарелки и бесстрашно протянул под нос любопытствующему Мидиру. — Вот! Это такая ягода, очень вкусная. И сладкая.
Волчий король с подозрением принюхался, оглядел Джаредовы пальцы с бережно удерживаемым лакомством, стараясь не лизнуть и не смотреть излишне пристально: мальчику непросто давалось его спокойствие.
— Клуб-ника? Какое странное название. И правда, похожа на клубень, — вспомнились овощи, перечищенные в детстве ведрами. — Это овощ? Тогда почему сладкий?
— Это не овощ, — Джаред поглядел так, что Мидир почувствовал себя тут младшим и оторопел от новизны ощущений. — Это же ягода!
Мидир обнюхал ягоду еще раз, а потом осторожно прихватил пальцами, стараясь не коснуться вздрогнувшего Джареда, покрутил и осторожно откусил.
Насколько он помнил, ягоды так и ели, не счищая кожуры, у этой больше похожей на кожицу. Джаред с любопытством наблюдал за сменой выражений лица, ожидая непонятно чего. Бегая по лесам в облике волка, Мидир сталкивался с ней, но клубника ему ничем особым не приглянулась и не запомнилась. Все равно что есть траву. Отравы в ягоде не было, особенного вкуса — тоже. О чем Мидир сразу мальчику и сказал:
— Жаль, Джаред, но мне в этой ягоде понравился только цвет. Как сырое мясо!
На что малец удивил волчьего короля, заявив:
— Да, папа тоже не любит… любил ягоды. Хотя не ел ни рыбы, ни мяса, только угощал гостей. А мне нравится. Бабушка всегда меня угощала.
И опустил нос в тарелку с самым независимым видом. Очень грустным и очень независимым. Бабушка, как помнил волчий король по рассказам Джареда, умерла несколько лет назад и оставалась одним из самых светлых его воспоминаний.
Мидир нахмурился и перегнулся через стол, чтобы похлопать племянника по плечу:
— Как бы то ни было, Джаред, все волки страсть какие разные. Наш главный повар, например, ужасно любит мёд и пытается запихнуть в каждого волка под разными соусами хоть раз в год!
— И чего ему это стоит? — интересовался малец так же холодно, как если бы предмет его не касался.
— Выслушивания массового ворчания! Но Вогану не привыкать, — едва сдержал усмешку, представив реакцию повара на столь неоткормленного волчонка. — А теперь будем есть фигуры. И не забывай, что жертвовать крупными — не всегда добро…
— Конечно! — заерепенился мелкий. — Лучше бить и бить со всех сторон!
— Нет, разумеется! — Мидир в таких беседах выходил из себя быстро. — Просто тактика должна быть разной.
Словесный бой перешел в фигурный, благо прошлая партия была недоиграна. Племянник словно из чистого упрямства двинул пешку, подставляя
Черный король, выточенный из эбена, гордо стоял посередине поля, наблюдая за развернувшимися вокруг него боями. Баталии, стоило признать, разворачивались нешуточные. По крайней мере, настоящий черный король, сам Мидир, наблюдал с большим интересом. Еще пара десятков лет тренировок — и Джаред будет представлять не просто достойного противника, но реальную угрозу для врагов. Насколько эта угроза будет велика, Мидир пока старался не думать, однако воображение все равно рисовало приятную глазу картину. Волчонку недоставало знаний, учителя магии и опытных партнеров, а всем этим его легко мог обеспечить Нижний мир в благой своей части, отчего Мидир все более горячо желал затащить туда племянника.
Партия в итоге закончилась вничью, что произошло в силу единственной причины: Джаред не терпел, когда ему поддавались, предпочитая проиграть и получить новый ценный урок, пренебрегая сладким вкусом победы. Детское упрямство теперь подкидывало Мидиру новые, странные задачи, например, как проиграть так, чтобы поражение не выглядело слишком подстроенным. Племянник был рад как совершенно нормальный ребенок его лет, что внушало надежду. Воспитание Мэрвина, конечно, не перебить ничем, но заставить племянника жить в нормальных условиях еще можно.
Переживший новый прилив сил от довольного вида Джареда, Мидир решил на сей раз не уходить в свои покои, а потому прилично уточнил, можно ли ему тренироваться здесь, а получив в ответ любопытный блеск глаз и строгий кивок, остался.
Выходил за пределы своих покоев волчий король нечасто и только к Джареду, поэтому разминал тело обычными приемами шагов-и-ударов, используя тесноту комнаты себе во благо. Временами он ловил на себе взгляды племянника, то ли осуждающие, то ли восхищенные. За многие столетия движения отточились сами собой. Мидир знал это совершенно точно, поэтому наблюдениям не препятствовал. Он сам, будучи еще волчонком, неоднократно сбегал от прочих своих занятий, чтобы проследить за тренировками начальника замковой стражи или отца.
Киринн напоминал в движении ожившую бронированную башню: в полном доспехе, тяжелый латник с мечом и щитом выглядел завораживающе. Смотреть разве что нужно было издалека, вблизи для среднего принца Мидира выходило громко и страшно — живые башни не должны существовать в мире ши. Киринн, конечно, был волком, хотя и белым, вполне настоящим, восхитительным. Мидир мимоходом пожалел, что у Джареда не было подобного учителя, и даже прикинул, кому можно будет доверить обучение племянника.
Тренировки отца, когда удавалось их застать, больше походили на всепоглощающую ярость огня. Любимая пика стремилась дотянуться до воображаемого противника из любого положения, пронзала и колола, выскальзывала и рассекала воздух, отпущенная на волю только затем, чтобы опять вернуться в хозяйские карающие руки. Отец, Джаретт, обычно разминался в полночь или до рассвета, в то время, когда волчатам полагалось спать, но иногда Мидиру удавалось подсторожить даже настоящее представление: когда в смертельно-шутливом бою сходились тяжелая башня и всепожирающее пламя.