Однажды в Манчинге

Зима Ольга

Патрик вытянул руку в сторону Унны, и перед ней тотчас встал Седрик. Волк не повернул голову в их сторону, разглядывая съежившегося Патрика с нехорошим, пугающим, разумным любопытством. Волк взвешивал слова человека, и сейчас, в эту секунду, в этот миг, Унна всей душой уверовала в легенды предков. Они знали, о чем говорили. Может статься, что и древние боги до сих пор ходят по своей земле, уж больно сказочный зверь походил на короля Нижнего мира, того, поминать которого по имени — опасно, а не поминать — опасно вдвойне!

Зверю не было дела до Унны

и ее веры, он махнул лапой — легко, мягко, бесшумно — грузный Патрик отлетел прочь и замер у стены. Под телом начала растекаться темная лужа, до того обыденная, что Унна еле сдержала тошноту.

— Убейте его! Убейте! — Рагнар закричал на оставшихся стражников, замерших неестественно. — Что вы стоите!

Толкнул ближайшего в плечо, но тот вместо движения просто упал лицом вниз, как пошатнувшаяся на постаменте статуя! Темное колдовство!

Легенды оживали на глазах, самые страшные, самые непредставимые в доме лорда Манчинга, накануне свадьбы.

Рагнар отбежал назад, дернул за ручку двери позади себя. Как видно, черный ход из покоев или другая комната, более укрепленная, с толстыми стенами. Раз дернул, другой…

— Открой! Открой же, ты обещал!

Но дверь не открывалась, наоборот, будто бы уплотнилась, по косяку проползли веточки омелы, прошуршали и замерли, плавно покачиваясь на упругих стебельках. Рагнар обернулся к волку, как затравленный зверь. Волк подходил не спеша, и Рагнар совершил воистину змеиный бросок, вырывая Унну из рук Седрика, удерживая теперь ее перед собой.

— Смотри, у меня есть добыча получше! По справедливости, волк, возьми ее! Ее! Ее возьми, это она виновата — она дочь Алистера! Это с его разрешения убили Мэрвина! Убей ее — отомстишь за него! Все будет так, как вы, волки, обожаете! Много крови и мести!

Унне показалось, что она умерла уже сейчас: слишком похоже было на правду обвинение Рагнара. Вот почему отец чувствовал себя таким виноватым, почему спешил ее отдать замуж, почему темнел лицом и не позволял себя утешать. Потому что действительно был виноват в смерти своего друга!

— Он предатель, предатель, ты верно чуешь, волк, что в ней тоже бежит кровь предателя! Возьми эту тухлую кровь, пролей и избавь мир от неверной дружбы!

Она застыла, по-новому слыша слова Рагнара, смиряясь с собственной смертью — это оказались ее похороны, кто бы знал! — а глупый Седрик, все еще с сумкой, берегущей книжку, бросился наперерез зверю. И вот его Унна пожалела.

— Нет! Не трогай его! Он вообще ни в чем не виноват! Только в том, что нордские глаголы выучить не может! — топнула по ногу Рагнара, пытаясь вырваться. — Седрик! Седрик!

— Ах ты девка! — Рагнар от неожиданности не удержал ее, а хватать опять означало подставлять открытую шею под дюймовые клыки.

Волк подошел ближе, пугая мордой на уровне их лиц, втянул воздух, сверкнул глазами и оттолкнул лапой Седрика на Унну. Живого!

Они упали и откатились недалеко, так, что тепло животного тела было ощутимо поблизости.

Рагнар, оставшийся перед чудовищным зверем в одиночестве,

дрожащими руками выставил сверкающее лезвие ножа.

— Он заговоренный! Дотронься — и погибнешь!

Зверь растянул пасть в оскале. Улыбнулся. Унна боялась отвести от него глаза. Челюсти с хрустом перекусили металл.

Человеческий лорд оказался беззащитным перед тем, кто не ведал жалости и не слушал оправданий. Унна помнила точно, она хорошо знала легенды, хотя и не знала, что некоторые умеют оживать.

Рагнара страх корежил и прижимал к земле, а вот Седрик, тоже трясущийся от ужаса, все же нашел в себе силы закрыть Унну собой.

Очертания зверя с окровавленной мордой поплыли, и Унна уже решила, что теряет сознание, но туманные контуры волка перетекли в очертания человека. Или — не совсем человека, слишком уж он был страшен.

Люди не умеют смотреть в точности как звери, а взгляд волка из Нижнего мира совсем не поменялся.

— Тебя плохо учили, Рагнар, — голос тоже был низким, как рык, чарующим и отталкивающим одновременно. — Поэтому слушай свой последний урок, две твои последние ошибки: Мэрвин и Вейсиль.

Слова фейри дошли до сердца и пронзили холодом. Имена убитых друзей отца и Рагнара, Патрика, Руфуса, показались заклинанием на смерть. Солнце, до неузнаваемости изменившее свет, сверкнуло серебром на двух взметнувшихся клинках, Рагнар пронзительно закричал и сразу захрипел-забулькал. Унна решила, что ее все же убьют, вцепилась в Седрика покрепче и зажмурилась. Открыла глаза от странного мягкого стука, непредставимого здесь, увидела мяч под ногами, осознала, догадавшись по светлым ниткам, похожим на обагренную паклю, что это голова Рагнара, и потеряла сознание.

* * *

Мидир оставил дочь Алистера на попечение рыжего мальчишки, ненамного старше Джареда, хотя по человечьим меркам разница у них была заметной — еще мальчишка и почти мужчина. В мире ши они оба считались бы малыми детьми, но дело происходило в мире более жестоком и опасном.

В Верхнем любой неосторожный шаг мог обернуться не милосердной смертью, а вечным рабством, поэтому Мидир очень осторожно вошел туда, куда так рвался Рагнар в ожидании помощи, где полыхала серая аура того, кто соткал паутину для человеческого лорда.

Волчий король удивился, как самонадеянны становятся люди, едва речь заходит о достижении власти или драгоценных тут монет. Не разглядеть под боком настоящего ши из Дома Волка, понадеяться, будто все совершенное останется безнаказанным! Это ли не безумие?

Серая тень сидела в самом дальнем углу комнаты. Манила, дразнила, перебирая в пальцах черные четки.

А потом думать и удивляться стало некогда.

Первая ловушка показала себя на входе. Мидир упал навзничь, решив пропустить стрелы, а не ловить их. На третьем шаге запахло ядом — видимо, сработала опустившаяся доска в полу. Не вдыхать — проще всего, а еще лучше закрыть глаза — и можно легко провалиться в яму, полную зло вытянувшихся в сторону пришельца копий.