Однажды в Манчинге

Зима Ольга

Унна углядела эту книгу в обозе, приехавшем с востока полгода назад, да так и вцепилась в диковину. Темноволосый мягколицый купец уточнил, знает ли госпожа язык дальних стран. Когда Унна с гордостью сказала, что ее научил отец, главный судья Манчинга, купец улыбнулся чему-то грустно и продал со скидкой, добавив, что купил две, но вторую не для продажи, а для супруги, милой Лейлы, «возлюбленной моего сердца». При этом черные усталые глаза его заискрились. Унна порадовалась чужому счастью и пообещала себе, что будет любить мужа так же сильно, как этот Фелан — свою Лейлу. Книжка казалась

Унне залогом неминуемого счастья, и она не пожелала с ней расставаться даже на время. Счастье, конечно, не спешило складываться просто по совокупности удачных примет, да и просто не спешило.

Напряжение нарастало, все ожидали неизвестно чего, то ли огня с небес, то ли воды из-под земли, а может быть, дождя из жаб — старожилы поговаривали, что такое приключалось очень-очень-очень давно. Менестрели затихли, разговоры исчезли, каждый прожитый день был одновременно мукой и наградой, всякий новый становился медленной пыткой дурными предчувствиями. Время растягивалось тягучей патокой, Унне казалось, будто она живет тут с начала эпохи людей, еще до разрушения мира и разделения его на Верхний и Нижний, а злопамятные древние боги наказали ее за неизвестные грехи вечной жизнью в ожидании.

На самом деле прошла едва ли неделя.

Недобрые мысли тому виной, не к месту помянутые древние боги или жалобы на судьбу, но именно сегодня что-то резко поменялось. Внезапный порыв ветра загасил свечи — все до единой. Стало неуютно темно, и Унна лишь сейчас заметила, что небо почернело, как перед грозой. Во дворе забряцало оружие, заржали кони один за другим, отчаянно завыли злобные кобели. В бурых небесах свивался глаз грозы, но слишком быстро для обычной бури. Унна ахнула: кроме облаков, сотни летучих мышей кружились в небе. Раньше ей приходилось видеть летучих мышей, но очень редко и никогда — так много сразу.

Когда Унна оглянулась, дверь захлопывалась и закрывалась на ключ, а Седрик медленно поднимался с пола. Похоже, старая Виенна очень хотела выжить.

— Ты не пострадал? — ощупала висок Седрика, по которому медленно бежала струйка крови. — Чем она тебя ударила? Почему не увернулся?

— Шилом, наверное, не углядел, бешеная бабка, чуть книгу не проткнула! — Седрик бережно закрыл спасенную книгу и спрятал за пазуху. — Да и ничего мне не сделается, сейчас об вас беспокоиться нужно, госпожа Унна!

— В другой раз лучше себя береги, не книжку, — становилось трудно дышать, когда Унна представляла, что удар шилом оказался бы более удачным. — Книжку и другую купить можно!

— Так вы же ей дорожите, значит, и я дорожу, — опять наклонил голову, занавешивая глаза челкой.

Унна хотела поспорить, но Седрик поднял палец, призывая сосредоточиться и насторожиться.

— Смерть пришла… знали же… даже за тройное жалование… — услышала Унна чьи-то испуганные голоса внизу, со двора, и прильнула к окну.

А потом упало небо. Вернее, так показалось, потому что ночные обитатели ринулись вниз. Галаты отмахивались, но лезвия пронзали лишь воздух. Ни одной летучей мыши не лежало под ногами — а исцарапанные воины поднялись не сразу и не все. Лошади ржали и рвались из конюшен, собаки снова завыли протяжно и жутко.

Летучие мыши бились и бились в ворота дворовых построек, пока те, искореженные и помятые, не сорвались с петель и не упали на землю. Огромный кулак из множества живых существ, ставших неуязвимыми для человеческого оружия, бил теперь в подворье, в конюшни и в псарни, метался в заколоченные двери, срывал крепления с целых, не давал цели для нападения и одновременно наносил удар за ударом.

Племенные скакуны, подчиняющиеся не каждому конюшему, злобные кобели, выходившие на медведя, выскочили наружу, но бежать было некуда, поэтому сумятица внутри замка стала вовсе невообразимой. Стражники разбегались во все стороны, пытаясь найти спасение на стенах, однако там их с новой силой атаковали мыши. Ослепленные люди, напрасно пытающиеся отмахнуться от летучих животных, падали со стен, крича коротко и страшно оттого, что понятно: каждый такой крик оборвала смерть. Смерть гуляла сейчас во владениях некоронованного короля Рагнара, и Унне было бы интересно, что такого ужасного совершил ее почти состоявшийся супруг, если бы от страха не тряслись колени или хоть чуть-чуть отпустило занемевшую душу.

Она одновременно хотела дышать и страшилась вздохнуть. Прямо перед лицом об стекло шмякнулась мышь, ощерилась, зашипела, но ее товарки не поспешили помочь с разбиванием окна: тут никто не закричал. Седрик не кричал потому, наверное, что был мужчиной. А Унна — потому что зажала себе обеими руками рот.

Вой, стоны людей и зверей смешались в единый гвалт, темное небо насмехалось над ними, не давая светлому Лугу увидеть, что творится на его земле, вверяя своих детей воле темного Ллира. Унна вспомнила старые молитвы, но пуще них ей помогло ощущение близкого присутствия: Седрик, тоже напуганный, потянул ее от окна подальше, вглубь комнаты.

— Вы бы лучше не высовывались, госпожа, чего как маленькая-то? Столько языков знаете, а умишко еще детский совсем, давайте-давайте, ножками-ножками, — ей было все равно, что он говорит, главное, руки у Седрика были теплыми, а голос, несмотря ни на что, не дрожал.

По замку разнесся новый оглушительный грохот. Видимо, летучие мыши нашли новую цель. Унна надеялась только, что это не обвал стены замка.

— Кажется, стучится кто, госпожа Унна, это не очень вежливо, конечно, на стук не открывать, ну так мы тут и не хозяева, поэтому посидим тихонько, переждем, вдруг и минует бедствие, мы и заперты, та бабка ух и вредная! — Седрик по голове гладил, не давал снова к окнам подойти, но она увидела, что там происходит, поняла по направлению криков и мельтешению черных крылышек.

Кулак из летучих мышей с новой силой ударил в каменные ворота замка.

— Он через ворота войдет, Седрик, кто бы ни вошел, он пойдет там, Седрик, — голос срывался, но шептала Унна пока разборчиво.

Эхом удара в ворота стукнула распахнувшаяся дверь в покои.

— Уводите! Уводите ее к Рагнару! — закричал вбежавший стражник, вытирая исцарапанное лицо от крови.

Не успела Унна понять, что происходит и зачем сейчас хоть кому-нибудь к Рагнару, как ее закрыл Седрик.

— Нет! Там опаснее всего!