Одного поля ягоды

babylonsheep

Гермиона запихивала свежедоставленный конверт в свой школьный ранец и добрую половину утренних уроков размышляла о том, что же Том написал ей, прочитал ли он книгу, которую она ему послала… Во время обеда она шла в тенистый угол школьного двора, попадающий в обзор окна учительской, и открывала письмо.

Это было похоже на разворачивание подарка.

(Это было похоже на обед в компании настоящего друга.)

Она смаковала его слова. Она представляла, что он тоже сейчас был в школе, Святой Марии в Найн-Элмс, на своём обеденном перерыве. Она представляла, что он сидит под деревом и читает её книги, его тёмные глаза впитывают слова, которые она подчеркнула и прокомментировала, его пальцы пробегают по краям

страниц, страниц, которые были перевёрнуты её поднятыми руками — без необходимости в её руках вообще, — как поворотный циферблат роторного телефона.

Дни Гермионы проносились без происшествий, а течение времени отмечалось потоком писем, которые падали в семейный почтовый ящик.

Где-то в середине года — вскоре после того, как Гермиона поздравила Тома с его оценками за пятый класс, опубликованными в газете, — пришло письмо, которое попало туда не «Королевской почтой»{?}[государственная почтовая служба Великобритании]. Что совершенно удивительно, его доставил лично в руки в субботний день позднего июля хорошо одетый мужчина с цепкими, проницательными глазами и добросердечной улыбкой, приподнимавшей уголки его тёмно-рыжей бороды.

Он был одет в хорошо скроенный костюм из яркого бирюзово-зелёного бархата, дополненный жилеткой из дамасского шёлка с вышитым рисунком из золотых перьев и языков пламени. Он представился профессором и волшебником, и шестерёнки в хорошо смазанной машине разума Гермионы остановились с пронзительным грохотом.

Волшебник.

Ведьма.

Шестерёнки ждали тяги, точки опоры. Колёсики и зубчики в её черепе погружались в факты, которые она только что узнала, в наблюдения, которые она давно знала, они искали общие черты и взаимосвязи, которые должны были быть там, всегда там и были.

Они были там всегда, просто наконец-то кто-то решил, что уже можно ей рассказать.

Магия.

Она была одновременно очарована и раздосадована: получить ответы на вопросы, которые она задавала себе годами, было наслаждением, но в равной мере её жгло недовольство тем, что ей не дали шанса найти ответы самостоятельно. Ведь неважно, как упорно она искала, ответов никогда не было: ни в местной библиотеке, ни в книжных магазинах в центре Лондона, ни в академических архивах университета, которые она всегда посещала с отцом, когда собирались его встречи выпускников — не для людей их происхождения, тех, кто не мог разглядеть скрытую от посторонних глаз дверь на центральной улице Чаринг-Кросс, кто не мог пересечь шестую от ворот кирпичную колонну вокзала Кингс-Кросс.

Восторг, разочарование и финальное, долгожданное тепло подтверждения. Она не сходила с ума.

Отец Гермионы разглядывал волшебника, профессора Дамблдора, поверх его газеты, цветная фигура выделялась на фоне спокойных кремовых и коричневых оттенков их семейной парадной залы. Мама Гермионы принесла поднос с чаем и начинёнными джемом печеньями, прежде чем сесть на маленький диван и открыть записную книжку, удерживая её на колене, чтобы стенографировать информацию от профессора.

Им было не по себе с тех пор, как профессор взмахнул своей палочкой, и их кофейный столик выпустил из своих ножек корни и ветки и превратился в симпатичный, покрытый листьями, трельяж — с маленькой полочкой посередине, чтобы на неё можно было поставить поднос с чаем и фарфоровый сервиз. К признательности Гермионы, тревога родителей, казалось, была больше связана со странным мужчиной в их доме, а не из-за открытия, что она вполне может совершить то же самое.

Мама с папой, казалось, почувствовали за неё облегчение и отразили эхом её чувства об отсутствии ответов до текущего времени, всего лишь за пару месяцев до того, как Гермиона должна была пойти в престижную школу для девочек, ту, куда ей пришлось сдавать экзамены много лет назад, чтобы попасть в лист ожидания. Они

уже купили ей школьную форму и учебники, потому что Гермиона была из тех учениц, кто любит прийти в первый учебный день с планом обучения, расписанным на год вперёд по всей программе года.

— Полагаю, доктором мне теперь не стать, — сказала Гермиона с лёгким разочарованием. — Если ходить нетренированным в магии опасно, значит, придётся пойти в Вашу школу, а не в Даунуэльскую Среднеподготовительную.

— Если тебе интересна область медицины, — объяснял профессор Дамблдор спокойным, уверенным голосом, — магическая профессия магомедика или медиведьмы — это ближайший эквивалент, а, полагаю, терапевта, говоря магловскими терминами. Для получения квалификации в какой-то узкой специализации надо пройти программу Мастера целительства, которую можно завершить, поработав после выпуска из Хогвартса подмастерьем от трёх до восьми лет. Можно получить специализацию, например, в ущербе от заклинаний и проклятий, исцелении разума, волшебном акушерстве или заразных болезнях.

— Надеюсь, это уважаемая позиция в Вашем обществе, — отметил доктор Грейнджер, у которого от сомнения залегла морщина на лбу. Дамблдор утвердительно кивнул. — Полагаю, там хорошо платят? Мы не против поддерживать Гермиону, сколько нужно, по окончании школы, но ей всегда хотелось быть независимой. Не считая пансионата для девочек, остаётся не так много мест, куда могут взять такую независимую девочку, как Гермиона, если ей придётся рассчитывать на единственный источник заработка.

— До замужества я училась на медсестру, — сказала миссис Грейнджер, заглядывая в свой блокнот. — Нам платили не так много, как мы заслуживали, потому что руководство больницы рассчитывало на большую текучку — они считали, что мы, скорее всего, всё бросим и выйдем замуж сразу по окончании обучения. Но это лишь привело к тому, что многие из нас действительно выходили замуж, чтобы им было на что жить в городе. Это был запутанный, к тому же самоподдерживающийся замкнутый круг.

— Ах, вот оно что, — сказал Дамблдор, окидывая их всепонимающим взглядом. — Стажёры-целители получают одинаковую зарплату, независимо от того, волшебник это или ведьма. Мы не разделяем людей по половой принадлежности в нашем мире, мы все рождены с потенциалом и считаемся одинаково волшебными.

Тень пересекла его черты, а добродушные морщинки в уголках глаз сошлись в напряженном раздумье.

— Многие из нас женятся довольно рано, сразу по окончании школы, но это, конечно, их собственное желание, а некоторые независимо мыслящие молодые люди вообще никогда не женятся. Я один из них, и я никогда не замечал, чтобы это как-то мешало мне. Ранние браки в нашем обществе обычно продиктованы традиционным воспитанием, а не экономической необходимостью. Экономическое неравенство не так ярко выражено, как в магловском мире, ведь многие наши нужды можно обеспечить магией. Мы не можем наколдовать еды — Вы узнаете об этом на пятом курсе — но создать себе укрытие, тепло и одежду, довольствуясь малым или даже из ничего? Разумеется, возможно. Для тех, у кого есть подобный навык.

Но, возвращаясь к тому, что я подметил ранее, — к традиционалистам. Это лишь небольшая часть нашего населения, но иногда их голоса непропорционально громкие, а сами они могут придерживаться убеждений, которые я и многие другие считаем устаревшими и непросвещенными. Главным среди них является их отношение к магическому наследию, которое, по общему мнению, называется «статусом крови»…

Дамблдор говорил хорошо поставленным голосом лектора, добродушного во всех отношениях. Но Гермиона могла заменить напряжение в папиных плечах и побелевшие костяшки маминых рук, которыми она сжимала перьевую ручку, втыкая перо в бумагу сокращёнными штрихами фонетической стенографии. Руки Гермионы сами собой задрали подол юбки.