Одного поля ягоды

babylonsheep

Ручка задержалась над бумагой, воспоминания этого дня начали принимать очертания неровными мазками и кривыми линиями. Она лихорадочно строчила, бумага пачкалась на полях, потому что Гермиона не задумывалась о том, чтобы дать чернилам высохнуть.

«Дорогой Том,

Сегодня к нам на чай заглянул просто невероятный посетитель…»

====== Глава 5. Звездочёт ======

1938

Той осенью Том познакомился с новыми культурными традициями. Он видел знакомые вещи, но они были видоизменены и смешаны с магическими вариациями, производимыми Хогвартсом.

Особенно в Хогвартсе отличалась еда. Она была сытной

и привычной для британцев: мясо, хлеб, соленья и десерты. Но их подавали с кубками приторного тыквенного сока вместо водянистого разведённого сухого молока, к которому он привык. Школьную форму носили идеально выглаженной и аккуратно заправленной, что никого не удивляло, но она была спрятана под драпировкой свободных складок волшебных мантий.

Школа находилась в Шотландии, но основным языком был английский, хотя никто не делал замечаний никаким диалектам, которые он слышал от учеников. Тем не менее его лексикон и произношение активно изучались не столько, чтобы определить его социальный класс, но, скорее, чтобы найти признаки каких-то партийных симпатий. Глаза его сокурсников-слизеринцев не искали те же отличительные классовые знаки, на которые бы обращал внимание лондонец: например, какой вам нравился чай и как вы управлялись различными столовыми приспособлениями — от щипчиков для сахара до дырявой ложечки. Каким узлом вы завязывали свой галстук, какой остроты воротничка рубашек вам удавалось добиться, используя вставки для уголков, крахмал и горячие утюги.

Но это всё равно была элитарность, просто с другим, непривычным для него привкусом.

К его разочарованию, Волшебная Британия недалеко ушла от Британии, которую он был так рад оставить позади.

В каждом обществе есть свои социальные слои, а высший всегда будет принадлежать к corps d’elite{?}[элите (фр.)]. То же самое было и в Волшебной Британии. Там была группа людей, которые считали себя превосходящими его по социальному статусу лишь по праву рождения, благодаря значимости, накопившейся как вековая пыль на давно известной фамилии.

Там не было Маунтбеттен-Виндзоров или Фарнсли-Сан Жерман. Там были Блэки, Малфои, Лестрейнджи и Розье — а вместе они называли себя «Священными двадцать восемь».

Это была колоссальная попытка самовозвеличивания, разве никто этого не замечал? Книга{?}[«Справочник чистокровных волшебников»] («Племенная книга», как для коней, — подходящее название для того, чем она была) была издана отцом Нотта всего несколько лет назад, и, если бы при составлении списка Нотт-старший был объективен в своих определениях «священного» и «чистого», Том бы ласточкой нырнул в Чёрное озеро посреди зимы.

Когда они пришли в мощённый камнем подвал их общей спальни, чтобы разложить свои вещи, ему открылся новый мир ругательных слов от однокурсников, которые громко бранились, кто будет спать ближе всего к мальчику с магловской фамилией и непонятным статусом крови. По их отвратительному выговору, изрыгавшемуся из их искажённых злобой рычащих рож, было ясно, что они перепутали понятия «породистые» и «вырождающиеся».

Всё как обычно, решил Том. Он привык к этому — смирился — быть в окружении людей, которых он презирал, и, к его бесконечному разочарованию, Хогвартс этим ничем не отличался от приюта Вула.

Среди этого разнообразия старинных камней и суровых долин, которые образовывали школу и прилегающие земли, была одна-единственная

знакомая точка.

Гермиона Грейнджер.

Она была ведьмой. Она могла творить волшебство. Она была Особенной.

И она скрыла это от него.

«…Том, он сказал, что он заместитель директора в школе для таких людей, как мы. Магия! Я бы никогда не догадалась. Это всё равно не умещается у меня в голове, но в то же время всё объясняет. Все эти события, когда я думала, что это просто случайности или неудачи. Хотя в последние два года, кажется, эксперименты над контролем сознания снизили количество происшествий. Раньше они случались примерно раз в пару месяцев с тех пор, как мне было семь. Вряд ли у тебя было то же самое, пока ты рос…»

Том не привык, что люди от него что-то скрывали, не такого масштаба. С Гермионой так получилось потому, что они встречались лишь несколько раз за год, когда её мама приносила поношенные вещи в приют, или когда её родители приглашали его провести вместе день во время школьных каникул. Он не мог отличить ложь от правды в словах на бумаге.

Но теперь…

Гермиона жила в том же замке. Он мог найти её лично, в классе. Поговорить с ней, посмотреть ей в глаза и увидеть, что ещё она прятала от него, заставить её сказать ему правду…

Но…

Он не хотел с ней разговаривать.

Она предала его и во второй раз, в чём-то гораздо более серьёзном. Она рассказала Альбусу Дамблдору про него, про его способности, за неделю до их официальной встречи. И когда Дамблдор прошёл через ворота приюта Вула в своём экстравагантном ансамбле из сливового бархата, у него уже было сформировано предвзятое мнение. Он пришёл осторожным и осмотрительным к Тому Риддлу, тихому мальчику-сироте с непонятным взглядом тёмных глаз, у которого была собственная комната, забитая книгами, тогда как другим мальчикам приходилось делиться.

По крайней мере, Дамблдор не знал всех его секретов. Никто не знал, что он может говорить со змеями, даже Гермиона, никто не знал, что кролик умер от необъяснимых причин. Он постарался быть деликатнее, когда в приюте появилось больше богатых постоянных посетителей — тех, кому нравилась идея быть спонсором у нищего ребёнка, но не привести его в свой дом.

— Откуда у тебя такие способности? — спросил мужчина невыносимо добрым голосом, усаживаясь на тонкий матрас Тома со скрипом изношенных пружин. Его бледно-голубые глаза блестели от мутного света, исходящего от грязного окна. Стоял облачный лондонский день в разгар лета, влажное пекло удушало, но мужчине как будто бы не было жарко в его костюме-тройке. — Это весьма необычный талант, но не неслыханный для людей нашего рода.

— Я всегда знал, как это делать, — мальчик ответил и сел за стул возле деревянной парты, его пальцы покоились у него на коленях. Он был спокоен и собран, несмотря на то, что ему пришло приглашение в эксклюзивную школу-пансион, спрятанную глубоко в шотландских долинах. — Никто меня этому не учил. Я тут единственный волшебник. Сэр.

— А, понятно, — сказал мужчина, задумчиво поглаживая бороду. — Значит, это врождённый дар. Иногда наследственный, но всегда невероятно редкий.

— Сэр, — спросил мальчик, впервые поднимая взгляд со своих рук, — может, Вам тогда известна моя семья? Может, у них тоже он был? Мой… Мой отец был волшебником, как я?