Одного поля ягоды
Шрифт:
Гермиона продолжила работу над эссе по зельеварению, пока Том игрался с показушным фиолетовым пером с серебряным наконечником с гравировкой, а у его локтя была раскрыта книга «Навыки экономии времени для учёбы». Она заметила, что Том был полностью одет в форму с идеально завязанным галстуком и прочими атрибутами, и со вспышкой вины она поняла, что у Тома, наверное, было немного одежды, кроме форм из приюта и магловской школы.
К своему позору, Гермиона помладше обязательно бы это прокомментировала. Она не только не обошлась бы без замечаний, но ещё бы спросила у него, почему, потом бы ответила за него, прежде чем
«Волшебная палочка от Олливандера стоила моим родителям четыре галлеона и восемь сиклей. Я не знаю точного обменного курса галлеона к фунту, но я знаю, что шестнадцати шиллингов, которые я давным-давно дала Тому, не хватило бы на палочку, а уж тем более учебники и форму, — подумала она. — Так откуда у него это перо?»
Проблема была в том, что, несмотря на разные уровни самоконтроля, и младшая, и настоящая Гермионы обладали всепоглощающей, неудержимой жаждой знаний.
— Что это за перо? — спросила Гермиона, пытаясь прозвучать скорее любопытной, чем осуждающей. — На уроках у тебя было простое коричневое перо. Я никогда не видела у тебя этого.
Том черкал по кусочку пергамента:
— Хм, самопишущее перо де люкс от Скривеншафта, мне кажется, — сказал он. — Ты не видела его у меня, потому что оно новое.
— А откуда ты его взял? Первокурсникам нельзя выходить из замка в магазин в деревне, — заметила Гермиона.
Он слегка ей улыбнулся:
— Тебе правда нужен ответ? Не уверен, что ты хочешь знать, потому что тебя это расстроит.
— Том, — вздохнула Гермиона, берясь за своё собственное перо, — ты должен быть осторожен! Даже если ты одалживаешь вещи и планируешь вернуть их на место, ты всё равно не узнаешь, наложен ли на них антиворовской сглаз.
— Я не «одолжил» его, — сказал Том со взмахом фиолетового пера. — Я обменял его у Эйвери. Я делал его домашнюю работу по заклинаниям и истории магии всю неделю, и он дал мне перо, чтобы надиктовывать ответы его почерком. Это просто потрясающе — он не только бесталанный, но сверх этого ещё ленивый и глупый. Просто чудо, что у таких семей, как его, столько денег, если их так легко уговорить отдать их.
Гермиона таращилась на него:
— Ты сделал его домашнюю работу? Ты сжульничал для него!
— Если ты будешь бросаться словом «сжульничал», — Том говорил уверенным голосом, — это Эйвери сжульничал. Я просто ему это позволил. И если мы продолжим показывать пальцем, то Эйвери здесь жертва. Он обманывает себя, лишаясь образования, что он поймёт, когда подойдёт к Ж.А.Б.А. и не сможет ответить ни на один вопрос. Представляешь его лицо, когда он получит письмо с оценками, а там сплошь «тролли» и «отвратительно»? — веки Тома опустились в приятных мечтаниях, а рот скривился в голодной гримасе. — Только представь выражение лица его отца, о-хо!
Гермиона никогда не осознавала так, как сейчас, что, несмотря на все их сходства: их энтузиазм к чему-либо учебному, силу их убеждений, упорность в достижении их целей, — Том отличался от неё в других, необратимых аспектах.
Она верила в добросовестность в учёбе.
(Внезапно она поняла, откуда у него взялся комплект методических материалов к истории магии для экзаменов пятого курса. Он подарил ей его на её день рождения. Она была счастлива, потому что они были полезными, и это был идеальный подарок от кого-то, кто так хорошо её знал — или слышал, как она жаловалась на неинтересную структуру лекций профессора Биннса, — и так о ней позаботился.)
Это ни за что не сработает, если она скажет Тому открыто: «Не делай этого».
Том проявлял полное безразличие к тем, кто пытался показать свой авторитет над ним. В эту категорию попадало большинство взрослых, и у этих взрослых было несколько типичных аргументов, которые ничуть не убеждали его. Любой, кто полагался на них, полностью терял его уважение.
Из их прошлой переписки Гермиона выяснила, что Том считал, что спор окончен, когда противоположная сторона пыталась отговорить его от какого-то действия, используя любой из следующих контраргументов:
1. «Это неправильно».
2. «Мне это не нравится».
3. «Потому что я так сказал».
Если честно, Гермиона тоже считала такие ответы неудовлетворительными. С детства она знала, что всё вокруг было сложнее, чем «просто так устроено». Это и побуждало её искать ответы в книгах, а не изо рта учителей в начальной школе. Несмотря на это, многих взрослых, с которыми она встречалась в своей жизни, она считала разумными и здравомыслящими, а следовательно, достойными её уважения.
«Но если бы они были такими разумными, — однажды спорил Том, — они бы давали причины, а не оправдания».
Она не могла потребовать от Тома, чтобы он не жульничал для Эйвери, только потому, что это неправильно. (Или, как сказал бы Том, потому, что она думала, что это неправильно.) Том не послушает её, если её доводы не будут разумными и основательными. (И, как ей напомнит Том, он не слушает людей, потому что считает их глупыми, но он готов дать ей поблажку, если она тоже не будет глупой.)
Гермиону разрывали две противоборствующие стороны: её совесть против Тома Риддла.
И как бы сильно ей ни не хотелось этого делать, она могла пойти на компромисс.
Гермиона нахмурилась, оставляя закладку в учебнике, прежде чем закрыть его и отложить в сторону:
— Представь своё лицо, когда Эйвери подойдёт к своему отцу и скажет, что это из-за тебя у него сплошь «тролли» и «отвратительно».
Том наклонил голову. Локон его волнистых чёрных волос упал ему на глаза, выбившись из его аккуратной причёски с боковым пробором, которую он носил с их первой встречи почти три года назад. Озорной вид плохо смотрелся с холодной улыбкой на его лице.